32.
«Просадил рубли – отдыхай в Хэкоу!»
Подняться с неласковой кочковатой почвы, выпрямиться и сделать первый шаг потребовало от Казанова немалого мужества. Боль в ушибленном а, может, и сломанном кобчике пронзала тело от ягодиц до затылка. Главное было, как младенцу, решиться на первый шаг. А дальше ему потребовалось всего-то полчаса на преодоление дистанции в двести пятьдесят-триста метров до двух десятков ступень по насыпи, ведущих к проходной во двор батальона. Подняться по ним помог сбежавший навстречу ему дежурный по КПП – коренастый солдат с красной повязкой на левом рукаве в застиранной гимнастерки с погонами танкиста. Он же предупредил офицера о дефекте в его мундире:
– Товарищ лейтенант, у вас сзади, на бриджах, это самое… порвано.
Казанов провел ладонью по заду и угодил пальцем прямо …в предательскую прореху. Благо трусы не пострадали. Он брезгливо отряхнул с пострадавшего органа пыль, подтянул брюки повыше, одернул гимнастерку, поправил портупею и попросил солдата:
– Посмотри, как сейчас?
– Сойдет, товарищ лейтенант.
Казанов достал носовой платок, подал солдату:
– Протри мне сапоги, пожалуйста, нагнуться не могу. Платок выбросишь.
– Слушаюсь, товарищ лейтенант!
Сапоги приобрели уставной блеск. Казанова после короткого колебания в душе отблагодарил служивого последним, что у него оставалось в нагрудном кармане, – банкнотой в тысячу юаней.
– Майор Бабкин в штабе?
– Так точно, товарищ лейтенант!
В сумрачном узком коридоре, пахнущем плесенью и канцелярской скукой, Казанов остановился перед дверью начальника штаба. И невольно посмотрел налево – на стену напротив двери. Пятна на штукатурке от соскобленных мозгов и крови застрелившегося здесь старлея Белкина так и оставались незабеленными.
Майор Бабкин принял Казанова с неожиданной теплотой, посочувствовал его ушибленной заднице, предложил сесть, расспросил о поездке в Уссурийск и Артур. И сказал, что по графику ему положен отпуск. Офицеры не даром говорили, что после инцидента с Белкиным прежде неприступный и занозистый начштаба сломался, вел себя с подчиненными даже заискивающе. Перестал ходить в офицерские компании, забросил преферанс, хотя и слыл прежде заядлым и удачливым картежником, но ударился, со слов его болтливой жены, в одиночное пьянство.
Ведь до того выстрела, пусть и мимо него, Бабкин открыто претендовал на должность комбата вместо прежнего подполковника, отправленного в Союз в другую часть на повышение по замене, сломался. А по замене из Владивостока прислали подполковника Кравченко, высокого и сутулого, напоминающее сухостойное древо, нестроевика из расформированной при штабе округа службы контрразведки и шпионажа в отношении Китая. В связи с тем, что после победы маодзедуновской революции между СССР и КНР воцарилась дружба на век, нами были взорваны все оборонительные сооружения на советско-китайской границе. И само собой отпала нужда подозревать китайцев во враждебных поползновениях наших союзников против американских империалистов и их лакейских пособников.
– Так ты где, лейтенант, намерен провести отпуск – здесь или в Союзе? – с доброй, почти нежной, улыбкой заглядывая в страдальческие, из-за кобчика, глаза Казанова, поинтересовался майор. Прямо не верилось, что это он толкнул его, Казанова, предшественника на самоубийство.
– В Казань поеду, товарищ майор, – не раздумывая, сказал Казанов.
Улыбка на загорелом, почти обугленном, маленьком лице Бабкина со сросшимися на переносице бровями потухла.
– Зря, зря, лейтенант, - укоризненно покачал он тщательно причесанной седеющей головой. – Ты же недавно из Союза и наверняка все свои рубли профукал. А на отпускные не погуляешь. Успеешь их в дороге за десять суток пропить. Да и с кобчиком у тебя еще неизвестно что. Можешь и в госпиталь надолго залечь, если сломан.
Ладно, хрен с ним, с кобчиком!.. Но Казанов вспомнил о пропитых в Уссурийске деньгах, снятых со сберкнижки. И, конечно, о возмещении начета в сто двадцать рублей за украденные у него на складах кальсоны, нижние рубашки, майки, трусы, портянки. Значит, в Союзе на его сберкнижке вошь в кармане да блоха на аркане.
Озабоченность на лице собеседника обнадежила майора, и он вернулся к теме с прежним энтузиазмом старого шулера:
– Ты подумай, как следует. Поезжай на заставу, ваша рота пока там. Подлечись. А я постараюсь тебе путевку достать в санаторий «Хэкоу». Это почти в Дальнем и Артур рядом. Получку тебе дадут и отпускные в юанях – будет, на что погулять.
В душе лейтенанта происходила мучительная борьба: а как мама, родные? Они-то переживут, никуда не денутся… А Лида в Уссурийске и Таня в Казани – будут ли они его ждать? Тем более что он им и не очень нужен. А без денег окажешься в Союзе на мели – занимать не у кого. Да и здесь интересно: в Дальнем его ждет Люба, из санатория к ней всегда можно съездить. В Дальнем и в Порт-Артуре у него служат друзья. В санатории солнце, воздух и вода – тоже скучать будет некогда.
– Хорошо, товарищ майор, – согласился Казанов после долгой паузы. – Если будет путевка, в Союз не поеду, перекантуюсь на Квантуне.
Бабкин облегченно вздохнул, не скрывая своей маленькой служебной радости:
– Понимаешь, Казанов, нам разрешено отпускать в Союз только определенный процент офицерского состава. Иначе боеспособность батальона снизится. Здесь же, понимаешь, рядом, в Корее и в Японии, американцы. Вдруг, сволочи, снова надумают войну развязать? На южной границе Китая, во Вьетнаме, французы вон уже десять лет воюют. Для нас с тобой не секрет, что там наши советники, летчики, артиллеристы против французов тоже участвуют. Считай, весь мир против нас, надо быть начеку! Молодой ты еще, успеешь в Союзе нажиться. А в санатории сил наберешься, вон какой худой. Пусть вместо тебя какой-то старичок с семьей к старикам съездит. Некоторые уже по три- четыре года дома не были – деньги и барахло копят. А ты деньги просадил, тоже надо подкопить и прибарахлиться. Какой невесте ты нужен будешь там с одним своим прибором?.. Поезжай на заставу. Как только на путевку разнарядка поступит, я по рации сообщу.
– Мне бы где-то отлежаться надо, товарищ майор. У меня здесь жилья нигде нет.
– Найди старшего лейтенанта Мишу Лейбовича – его фанза напротив танкового парка. Он сейчас один живет. С ним кто-то второй жил, кажется, связист этот рыжий, лейтенант Космодемьянский. Он позавчера в отпуск, в Союз, уехал, не скоро вернется. И старшему лейтенанту Маслову жопу свою покажи, вдруг с кобчиком что-то серьезное. Бутылку поставишь, он тебе и освобождение от службы из-за травмы оформит.
– У меня на бутылку денег нет, товарищ майор.
– А я тебе что говорил? Все продул – и рубли, и юани. Молодец! Узнаю себя… Ладно иди к финансисту, у него всегда деньги есть.
31.
«Просадил рубли – отдыхай в Хэкоу!»
Подняться с неласковой кочковатой почвы, выпрямиться и сделать первый шаг потребовало от Казанова немалого мужества. Боль в ушибленном а, может, и сломанном кобчике пронзала тело от ягодиц до затылка. Главное было, как младенцу, решиться на первый шаг. А дальше ему потребовалось всего-то полчаса на преодоление дистанции в двести пятьдесят-триста метров до двух десятков ступень по насыпи, ведущих к проходной во двор батальона. Подняться по ним помог сбежавший навстречу ему дежурный по КПП – коренастый солдат с красной повязкой на левом рукаве в застиранной гимнастерки с погонами танкиста. Он же предупредил офицера о дефекте в его мундире:
– Товарищ лейтенант, у вас сзади, на бриджах, это самое… порвано.
Казанов провел ладонью по заду и угодил пальцем прямо …в предательскую прореху. Благо трусы не пострадали. Он брезгливо отряхнул с пострадавшего органа пыль, подтянул брюки повыше, одернул гимнастерку, поправил портупею и попросил солдата:
– Посмотри, как сейчас?
– Сойдет, товарищ лейтенант.
Казанов достал носовой платок, подал солдату:
– Протри мне сапоги, пожалуйста, нагнуться не могу. Платок выбросишь.
– Слушаюсь, товарищ лейтенант!
Сапоги приобрели уставной блеск. Казанова после короткого колебания в душе отблагодарил служивого последним, что у него оставалось в нагрудном кармане, – банкнотой в тысячу юаней.
– Майор Бабкин в штабе?
– Так точно, товарищ лейтенант!
В сумрачном узком коридоре, пахнущем плесенью и канцелярской скукой, Казанов остановился перед дверью начальника штаба. И невольно посмотрел налево – на стену напротив двери. Пятна на штукатурке от соскобленных мозгов и крови застрелившегося здесь старлея Белкина так и оставались незабеленными.
Майор Бабкин принял Казанова с неожиданной теплотой, посочувствовал его ушибленной заднице, предложил сесть, расспросил о поездке в Уссурийск и Артур. И сказал, что по графику ему положен отпуск. Офицеры не даром говорили, что после инцидента с Белкиным прежде неприступный и занозистый начштаба сломался, вел себя с подчиненными даже заискивающе. Перестал ходить в офицерские компании, забросил преферанс, хотя и слыл прежде заядлым и удачливым картежником, но ударился, со слов его болтливой жены, в одиночное пьянство.
Ведь до того выстрела, пусть и мимо него, Бабкин открыто претендовал на должность комбата вместо прежнего подполковника, отправленного в Союз в другую часть на повышение по замене, сломался. А по замене из Владивостока прислали подполковника Кравченко, высокого и сутулого, напоминающее сухостойное древо, нестроевика из расформированной при штабе округа службы контрразведки и шпионажа в отношении Китая. В связи с тем, что после победы маодзедуновской революции между СССР и КНР воцарилась дружба на век, нами были взорваны все оборонительные сооружения на советско-китайской границе. И само собой отпала нужда подозревать китайцев во враждебных поползновениях наших союзников против американских империалистов и их лакейских пособников.
– Так ты где, лейтенант, намерен провести отпуск – здесь или в Союзе? – с доброй, почти нежной, улыбкой заглядывая в страдальческие, из-за кобчика, глаза Казанова, поинтересовался майор. Прямо не верилось, что это он толкнул его, Казанова, предшественника на самоубийство.
– В Казань поеду, товарищ майор, – не раздумывая, сказал Казанов.
Улыбка на загорелом, почти обугленном, маленьком лице Бабкина со сросшимися на переносице бровями потухла.
– Зря, зря, лейтенант, - укоризненно покачал он тщательно причесанной седеющей головой. – Ты же недавно из Союза и наверняка все свои рубли профукал. А на отпускные не погуляешь. Успеешь их в дороге за десять суток пропить. Да и с кобчиком у тебя еще неизвестно что. Можешь и в госпиталь надолго залечь, если сломан.
Ладно, хрен с ним, с кобчиком!.. Но Казанов вспомнил о пропитых в Уссурийске деньгах, снятых со сберкнижки. И, конечно, о возмещении начета в сто двадцать рублей за украденные у него на складах кальсоны, нижние рубашки, майки, трусы, портянки. Значит, в Союзе на его сберкнижке вошь в кармане да блоха на аркане.
Озабоченность на лице собеседника обнадежила майора, и он вернулся к теме с прежним энтузиазмом старого шулера:
– Ты подумай, как следует. Поезжай на заставу, ваша рота пока там. Подлечись. А я постараюсь тебе путевку достать в санаторий «Хэкоу». Это почти в Дальнем и Артур рядом. Получку тебе дадут и отпускные в юанях – будет, на что погулять.
В душе лейтенанта происходила мучительная борьба: а как мама, родные? Они-то переживут, никуда не денутся… А Лида в Уссурийске и Таня в Казани – будут ли они его ждать? Тем более что он им и не очень нужен. А без денег окажешься в Союзе на мели – занимать не у кого. Да и здесь интересно: в Дальнем его ждет Люба, из санатория к ней всегда можно съездить. В Дальнем и в Порт-Артуре у него служат друзья. В санатории солнце, воздух и вода – тоже скучать будет некогда.
– Хорошо, товарищ майор, – согласился Казанов после долгой паузы. – Если будет путевка, в Союз не поеду, перекантуюсь на Квантуне.
Бабкин облегченно вздохнул, не скрывая своей маленькой служебной радости:
– Понимаешь, Казанов, нам разрешено отпускать в Союз только определенный процент офицерского состава. Иначе боеспособность батальона снизится. Здесь же, понимаешь, рядом, в Корее и в Японии, американцы. Вдруг, сволочи, снова надумают войну развязать? На южной границе Китая, во Вьетнаме, французы вон уже десять лет воюют. Для нас с тобой не секрет, что там наши советники, летчики, артиллеристы против французов тоже участвуют. Считай, весь мир против нас, надо быть начеку! Молодой ты еще, успеешь в Союзе нажиться. А в санатории сил наберешься, вон какой худой. Пусть вместо тебя какой-то старичок с семьей к старикам съездит. Некоторые уже по три- четыре года дома не были – деньги и барахло копят. А ты деньги просадил, тоже надо подкопить и прибарахлиться. Какой невесте ты нужен будешь там с одним своим прибором?.. Поезжай на заставу. Как только на путевку разнарядка поступит, я по рации сообщу.
– Мне бы где-то отлежаться надо, товарищ майор. У меня здесь жилья нигде нет.
– Найди старшего лейтенанта Мишу Лейбовича – его фанза напротив танкового парка. Он сейчас один живет. С ним кто-то второй жил, кажется, связист этот рыжий, лейтенант Космодемьянский. Он позавчера в отпуск, в Союз, уехал, не скоро вернется. И старшему лейтенанту Маслову жопу свою покажи, вдруг с кобчиком что-то серьезное. Бутылку поставишь, он тебе и освобождение от службы из-за травмы оформит.
– У меня на бутылку денег нет, товарищ майор.
– А я тебе что говорил? Все продул – и рубли, и юани. Молодец! Узнаю себя… Ладно иди к финансисту, у него всегда деньги есть.