4. Обзаведение дочкой

Он проснулся, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. С трудом разомкнул веки и сразу понял – это Наташа, Любина дочка. Самой Любы рядом не было – она лежала с края, и он не слышал, как она встала. Теперь они стояли рядом у него в ногах – мать и дочка.

– А вы кто? – насмешливо спросила девочка.

Очень красивая. Совсем не похожа на мать – ни лицом, ни фигурой. Уже с нее ростом, горделивая осанка, ржаные, до плеч, волосы. И открытые, смелые, взрослые голубые глаза много видевшей и все понимающей женщины. Под ее прямым взглядом ему стало неловко за себя. Подумалось, что еще недавно на этом же месте она видела старшину Салмана.

– Разве не узнаешь? Я твой папа, – после затянувшейся паузы попытался он отшутиться.

– Па-а-па!.. Да вы мне в братишки годитесь!

– Не дерзи старшим, Наташа, – прикрикнул он с напускной строгостью. – Выйди, пожалуйста, на минутку – папа оденется.

Девочка высокомерно усмехнулась, не сводя с него надменного взгляда:

– Конечно, папочка! Простите, что побеспокоила вас…

Она неторопливо, словно в медленном танце, повернулась к нему спиной, замерла на мгновение и вышла. В этот день он ее больше не видел. Думал: и какой же он у нее по счету «папочка»?

Люба сразу уловила перемену в его настроении:

– Не обращай на Наташку внимания – отцовский характер. Тяжелый, себе на уме. Ты же на мне жениться не собираешься? Приехал, переночевал, уехал… Все устроится. С ней я пока справляюсь. Веди себя спокойно, как ни в чем ни бывало. Привыкнет.

– А где она спать будет? На полу?

– Почему на полу? Вон там, на антресоли.

Он поднял голову – увидел глубокую нишу над встроенным шкафом. Прикинул: размер – метра в полтора длиной, по полметра в высоту и глубину.

– Она оттуда не брякнется?

– Да нет. Как видишь, цела пока. Обычно мы с ней вместе спим.

От этого уточнения Антону стало не по себе: представилось, как он ляжет с матерью, а дочка будет смотреть на них сверху и вести репортаж об их действиях.

– Сегодня мне лучше уехать в Порт-Артур. Меня туда в командировку направили, надо с делами закруглиться. У меня там и свой мотоцикл на складах – из Союза привез. А дня через два, по пути в полк, к тебе заеду.

Она смотрела на него чайными глазами – испытующе, недоверчиво и словно по-матерински. Очень красивое лицо, округлое, с правильными чертами и призывными губами, ждущими поцелуя. Седые волосы, кажется, даже молодят ее. Как будто ей посвятил Есенин щемящие сердце строки: «Пускай ты выпита другим, но мне осталось, мне осталось твоих волос стеклянный дым и глаз осенняя усталость». Только вряд ли они придутся ей по душе, если их сейчас произнести вслух.

– Ладно, служба службой… Ты человек подневольный. Только не забывай – есть я, которая тебя любит и ждет. Я могу быть очень верной. А тебя я ждала всю жизнь…

В ответ на языке вертелось что-то язвительное: рад, мол, что не одна ждала. Как своего невезучего князя Ярославна, на городской стене причитая. И снова сдержался, вспомнив, что собственный язык всегда был его лютым врагом – и в суворовском, и в пехотном.

За завтраком они вспомнили, что сегодня была Пасха, похристосовались, выпили водки, съели по крашеному яйцу, и Антон уже хорошо знакомым путем отправился на автовокзал.