На сей раз ГКЭС в Гаване
расщедрился небывало. Он одарил периферийных советиков всяческим дефицитом в
основном отечественного производства - тем, что в самом Отечестве большинство
граждан и в глаза не видело. А может, и не подозревало, что такое еще на белом
свете существует. Например, чавыча в масле, нарезанная тонкими рубиновыми,
наподобие кремлевских звезд, пластиками и помещенная в прозрачные стеклянные
баночки, залитые тоже прозрачным маслом. Или лосось, сайра, языки говяжьи,
югославская ветчина, печень трески, икра черная, икра красная.
Кое-что из этого
ассортимента жена Симонова, лечившая буфетчицу крайкома партии от какого-то
глазного недуга, изредка приносила домой с видом победительницы международного
конкурса или небом посланной благодетельницы.
Эта же буфетчица (болтун -
находка для шпиона!) под большим секретом поведала, что крайкомовские секретари
и завотделами яйца получают тепленькими - чуть ли не прямо из куриных жоп. А
сервелатом и какой-то бастромой (Симонов ее в жизни не пробовал!) их женам
доставляют на дом по утрам свеженькими с Уярского мясокомбината - это
километров за сто двадцать от Красноярска. И мясо они изволят кушать только
парное - будь то в крайкомовской столовой или дома.
От качества питания напрямую
зависит уровень партийного руководства - об этом еще Ленин и Сталин догадались
и учредили кремлевские и прочие номенклатурные пайки. А безмерно обожаемый
партвожаками народ томился в ожидании эры коммунизма и давился в очередях за колбасой
из туалетной бумаги, древесной водкой и «мазутой» - красной жидкостью с черным
осадком, произведенной из неведомо какого винограда или непосредственно из
дерьма.
К вышеописанному закусону
Симонову, Арженову и Лянке довелось с энтузиазмом грузить армянский
пятизвездночный коньяк, чистую, как слеза целки, столичную, грузинские и
молдавские вина, шампанское. Все это поступило на сей раз из Союза через
Гавану, а потом и в Никаро. Так что щедрость счастливцев – гаванцев и
никаровцев, стоящих ближе к распределительной кормушки, - было трудно переоценить.
Вскоре после начала работы в
помощь Лянке, Аржанову и Симонову катовский магазин подключил двух голых до
пояса веселых мулатов. Лянка занял начальственный пост в кузове с ведомостью и
карандашом - зорко следил, чтобы товар поступал согласно заявке и не
скомуниздился налево. До обеда кузов грузовика был почти полностью забит
коробками и деревянными ящиками с дефицитной снедью и выпивкой.
В тесном магазине и забитом
до предела штабелями ящиков и коробок складе нечем было дышать от жары. Пот
пропитал не только рубашку, но и джинсы на заднице, и соленые ручьи затекали в
туфли. Симонову нестерпимо хотелось добежать до моря и нырнуть в него прямо в
одежде.
Предусмотрительный Лянка
прихватил с собой из дома купальные плавки, а у Симонова и Аржанова на это тямы
не хватило. Поэтому худой и не потный переводчик, пользуясь своим положением
старшего, после погрузки распорядился: Аржанову и Симонову бдительно стеречь
груз от суетящихся вокруг черных и шоколадных пацанов - потенциальных
расхитителей. А сам, плоский, худой, в очках, неторопливо скрылся в сторону неописуемо
прекрасного моря, опоясанного по берегам холмами с торчащими на их склонах и
вершинах сказочными пальмами.
До обеденного перерыва
оставалось полчаса.
- Чо
делать-то будем? - уныло спросил Аржанов, и по одному тону его вопроса, по
взгляду синих, умных, тоскующих глаз и по легкому подрагиванию мягкого,
красного, клоунского носа ответ напрашивался сам собой.
Залезли в кузов, вскрыли коробку с сухим вином - оказалось «саперави», нежное, как неизведанный поцелуй грузинской девственницы. Пили по очереди из горла - с собой сервиза не брали, а магазин закрылся на два часа на обед.