А в китайский праздник Нового года Санта-Клаус Поднебесной преподнес всему народу сюрприз, включая и советских воинов на Квантуне: денежную реформу. Лично Казанов с того момента перестал быть миллионером: с первого февраля его получка вместо привычных 2 000 040 юаней стала в десять тысяч меньше: 204 юаня.
Но это финансово-политическое решение Мао мало кого огорчило: все равно скоро в путь-дорожку дальнюю нас Хрущёв отправит!.. Офицеры оказались в положении безработных и не знали, куда себя девать. Казанов, Сальников, Трофимов, Лейбович, Тимочкин после завтрака в офицерской столовой обычно шли в квартиру Трофимов и Лейбовича и играли в «кинга» – разновидность малого преферанса с более определенным финалом.
Ставки были не большими, но к обеду в общей кассе от проигрышей собиралась достаточная толика юаней. В карман выигрыш никто не клал. Наиболее пострадавшего от заигрывания с королем-кингом с суммарным проигрышем отправляли в лавку за выпивкой и закуской. А менее проигравшие чистили картошку, морковь, лук, и Вася Трофимов как ветеран Квантуна и мастер на все руки готовил жарёху на сале. Возвращался гонец, и обеденная пирушка порой неуловимо сливалась с ужином.
Подобным образом время убивало и высшее полковое и батальонное начальство за полноценным преферансом.
Так что обстановка всеобщего равнодушия, разброда и шатания позволила Казанову за зиму и весну раз пять сгонять на «иже» в Дальний к Любе на ночь – не дольше. Наученное горьким опытом командование – из опасения получить по шее за разного рода чэпэ – устраивало, кроме командирской подготовки, под разными предлогами собирало офицеров в штабе или клубе и пересчитывало их по головам.
В феврале, 23-го числа, в среду, шумно отметили очередную годовщину Советской Армии вместе с приглашенными командирами из полка китайских народных добровольцев. Часть этого полка уже разместилась в освободившихся казармах. Гости на собрании и ужине в клубе вели себя очень скромно, мало пили и хорошо ели, но не дали разойтись нашим во всю мощь.
Но ранним утром восьмого марта, в Женский день, у Казанова с Любой, в ее постели, состоялся полноценный бурный праздник. Был вторник, рабочий день, и после поздравления и рюмки ханжи Антон, поцеловав любимую свою, до рассвета оседлал мотоцикл и успел на утреннее построение в полку.
В день рождения Ленина, в ветреный солнечный полдень 22 апреля, в пятницу, состоялось совместное построение остатков 15 гвардейского полка и полка китайских народных добровольцев на асфальтированной площади перед клубом. На сколоченной из досок трибуне стояли комполка полковник Будаков и его заместители, а с китайской стороны – какой-то их генерал с рыжим лисьим воротником на зеленой шинели и пара других командиров в обычных ватниках без погон. Произошел обмен речами. От 15-го полка китайскому полку были тут же в подарок надраенные старые басы, кларнеты, трубы и барабаны нашего оркестра. А китайские добровольцы вдруг по команде рассыпались, ворвались в наши ряды и стали вручать пакеты с подарками – меньшие пакеты солдатам и сержантам, большие – офицерам. К подаркам прилагалась и медаль китайско-советской дружбы с удостоверением на алой материи с нанесенными на нее черными иероглифами.
***
Поняв, что развязка близко, в тот же день Казанов угнал свой «иж» в Лядзедань, в скупочный магазин. Лавка принимала от уезжающих советских граждан все, что нравилось ее хозяину – пожилому хитрому китайцу, неплохо говорившему по-русски. После короткого торга Антон получил за машину ту же сумму, которую заплатил в Уссурийске за покупку – 360. Конечно не в рублях, а в юанях.
На другой неделе он в первом батальоне принял под свое командование взвод сержантов и солдат, собранных из частей всего Квантуна. Замом у него стал старшина Кунавин, личность выдающаяся, с богатым уголовным прошлым. Как и все остальные двадцать четыре человека, которых высылали в Союз, спасая от военного трибунала. Кунавину, по его признанию, Казанов пришелся по нутру, когда отказался от принятия взвода под свое командование без тщательной проверки наличия всего вещевого довольствия прикомандированных солдат и сержантов. Майор, доставивший из Порт-Артура потенциальных уголовников, выходил из себя:
– Как вы смеете, лейтенант, не доверять старшему по званию? Я приказываю расписаться под актом передачи!
– Слушаюсь, товарищ майор! – спокойно ответствовал Казанов перед строем своих новых подопечных. – Но не повинуюсь. Прикажите солдатам выложить из матрацовок все вещи, а я проверю их наличие. Платить за недостачу я не собираюсь.
Многого в мешках не оказалось, и эту недостачу внесли в протокол. Иначе Казанову пришлось бы в Союзе расплачиваться из своего кармана за пропажу бушлата, рукавиц, простыней, наволочек и т.п.
– Когда вы так майора отшили, я сказал братве: лейтенант – наш мужик! Будьте спокойны, товарищ лейтенант: дисциплину в вашем взводе я обеспечу.
Старшина Кунавин слово сдержал: все руководство взводом Казанов осуществлял через своего зама, и весь путь до Благовещенска обошелся не только без пьянок, но и без чепэ.
***
В Дальнем эшелон с 15-м полком, заключенным в «столыпины», остановился всего на четыре часа. Офицерам разрешили отлучиться на три часа в магазины – потратить остатки юаней. В эшелоне следовало три вагона, нагруженных мебелью, коврами и дорогой утвари, принадлежащей старшим командирам дивизии и полка. И владельцы этого барахла ехали в пассажирских вагонах, прицепленных в хвосте состава.
Казанов сбегал в швейную мастерскую Галины Демент – прежде всего, чтобы проститься с Любовью Тереховой. А заодно – с хозяйкой, Галиной Демент, и ее работницами-эмигрантками. Люба плакала, не стесняясь своих товарок, целовала принародно и проводила его до вокзала. К военному эшелону, конечно, ей доступ был невозможен. Поэтому обнялись и расцеловались в последний раз в толпе велорикш, по-прежнему заполнявших привокзальную площадь. Он отдал ей остатки своих юаней – почти всё, что получил за продажу «ижа». Их роману, вспомнилось Казанову, как раз исполнился год…
***
Три дня спустя, первого мая, в воскресенье, эшелон пересек границу и остановился в Гродеково. Их встречала толпа празднично одетого полупьяного народа. Но поезд перегнали на дальние пути. Начальник эшелона – командир первого батальона подполковник Струмилин – собрал офицеров и предупредил, что состав отправиться через два часа – ровно в 16 часов. Солдат из вагонов не выпускать – иначе перепьются, а самим быть на своих местах за полчаса до отправления.
Недели три назад Казанову пришло письмо от Боба Динкова с обратным гражданским адресом: их бригаду временно вывели в Гродеково. Антон бросился искать друга и не далеко от вокзала наткнулся на него и Руфу. Боба в распахнутой шинели сопровождал автоматчик. Руфа шла за этой парой в трех шагах, одетая в кожаный пиджак, как комиссарша из «Оптимистической трагедии». На плече у нее на тонком ремешке свисал фотоаппарат ФЭД, известный под кличкой «лейка». Увидев Казанова, Динков рванулся к нему. Автоматчик снял ППШ с плеча:
– Нельзя, товарищ лейтенант!
– Пошел в жопу! Дам на бутылку. А ты, служивый, позволь с другом поговорить.
– Куда это тебя? – ошалело спросил Антон.
– На губу. Комбата на hui послал… Руфа тебе расскажет. Я назначение получил на север Сахалина, в Ухту. Восточней только Курилы. А ты?
– Да никуда! Нас в Благовещенск выводят – на расформирование дивизии. Куда-нибудь заткнут и меня… Давай обнимемся, пока нас конвойный не положил. Вот и всё, Боб. Прощай, Поднебесная! И здравствуй, Русь, моя родина кроткая!..
Братья-кадеты обнялись, и Боба повели в камеру. А Казанова Руфа пригласила к себе – в уютную комнату в двухэтажном бараке неподалеку на рюмку коньяка. Потом она проводила его до поезда. И здесь они нарвались на Струмилина. Увидев Казанова с женщиной, вооруженной фотоаппаратом, любитель мордобоя пришел в бешенство:
– Вы что, лейтенант, huem обожрались? Шпионку с собой притащили! Арестовать ее и сдать здешним патрулям. А с вами, лейтенант, мы еще разберемся…
В Благовещенске Струмилину было не до Казанова: каждый спасался при расформировании дивизии, как ему повезло. Окончен бал, погасли свечи…