После завтрака Антон сказал капитану Павлюхину как
старшему по палате, что съездит в Артур вернуть старый долг одному мореману. К
обеду, а, в крайнем случае, к мертвому часу постарается вернуться. Благо, что
Порт-Артур и Хэкоу связывали рейсовые китайские автобусы.
– Не подведи, лейтенант! Дежурит злая сеструха.
Придется потом объяснительную сочинять начальнику отделения. И закуси
чем-нибудь вонючим, чтобы ханжей не несло. У этой сестры нюх, как у гончей.
– Везде тюрьма, везде железа! – трагически
воскликнул Антон, радуясь душевному контакту с танкистом. – Не на автобусе, так
на ишаке прискачу, как штык, – беспрекословно, точно и в срок…
***
Ему повезло: Володя Федотов оказался в разоренной
квартире – только койка и стул – в одиночестве и, что было полной
неожиданностью, наотрез отказался от потребления аристократического безсивушного
«паровоза»:
– Все, Антон, до приезда в Питер – ни капли! Завязал
на морской узел… Да и пил я практически нарочно – чтобы на гражданку смыться.
Служба не пошла, должность и звание в тридцать лет смешные, так бы и так через
год-другой, как старый хлам, списали. А в Первомай с ребятами перебрал, и так
печень прихватило, что едва концы не отдал. Врача вызывали, промывали, кололи и
так далее. Лидка после Дня Победы уехала домой. Отец у нее, помнишь, адмирал,
обзвонил всех знакомых в Министерстве обороны, в округе, в штабе Тихоокеанского
флота: мол, он сам болеет, дочь тоже, а ее ребенок, внук, на нем и жене висит…
Словом, SOS, полный песец! Лидку я, как по тревоге, отправлял – до
Владика поездом, оттуда в Питер летела самолетом. На четвертые сутки получил
телеграмму – она дома! И на меня приказ наконец-то из Москвы пришел – так что
перед тобой шпак. И уволили – лучше не придумаешь! – по сокращению штатов, еще год
буду шестьсот рубчиков получать за звание капитан-лейтенанта. Плюс стипендия,
если в институт поступлю. В чем не сомневаюсь. Постигаю истину, что блат – выше
наркома! Еще и квартиру при поддержке папаши для нас с Лидкой и Пашкой выбью. Только
сейчас, когда сел на мель и было время что-то осознать, вражьи голоса –
«Свободу», «Голос Америки» – по радио послушать, понял, на какую унизительную
житуху мы обречены. При царе офицер уходил из армейской службы и ехал в свое
имение или дом, а мы как жили в казармах или вот в таких трущобах, так и после
демобилизации оказываемся на положении бездомных псов или босяков. Ведь даже
квартиры умерших родителей детям не достаются, если они там не прописаны.
Сидели на кровати. У тусклого окна без штор покоились
могилой моряцкого прошлого Федотова два черных чемодана и какой-то тюк,
упакованный в серое байковое одеяло. В углу под потолком трудился крупный паук
– тянул из себя нить воспоминаний об обитателях этого жилища – русских,
японцах, китайцах.
– А эта комната кому достается? – перебил его Антон,
понявший, что Володе не до него. Всем своим существом, кроме бренного тела, он уже
на родине – на брегах Невы, у
Исаакиевского собора и Медного всадника – в городе, где Антон никогда не был, но
знал его по книгам и кино. И, может, никогда не доведется ему поехать туда.
– Свято место пусто не будет. Наверняка очередь
выстроилась у начальника АХО. Будем надеяться, что в Питере встретимся. На твои
долговые юани я уже не рассчитывал: думал, что раньше твоего появления в Союз уеду.
Лидка телеграмму прислала – надо купить для тестя женьшеня, пантокрина. Он всю
войну мерз на Северном флоте, ленд-лизовские караваны встречал и отправлял.
Наплавал ревматизм, гипертонию, стенокардию. Сейчас в штабе, но скоро, пожалуй,
в отставку отправят. Хороший мужик, мой второй отец. Первого в первые дни осады
Питера снаряд на куски разнес. А мы с мамой всю войну голодали в Саратове.
– Ладно, Володя, я пойду, хочу еще Феликса
Голубицкого повидать.
– И не пытайся. Я его в День Победы у Дома
офицеров случайно встретил – в Москву, в отпуск, навострился. Тем же поездом,
кстати, что и моя Лидка. Вспомнили, как из-за чепухи тогда в ханжовне
поцапались. Может, по городу прошвырнемся? Пообедаем вместе на твои деньги за
мой счет.
– Нет уж, Володя, отложим это до Питера. Здесь я
уже все видел, а там ты будешь и гидом, и собутыльником.