9. Корюшка – кормилица инвалида ВОВ Паши

Тамаре, Лидиной подруге, Казанов, как и было условлено, позвонил через два дня. Она попросила позвонить послезавтра: у Лиды неотложные дела, не знает, когда выдастся свободный вечер. У него сердце разрывалось от тоски и безысходности: эшелон с портянками и кальсонами вот-вот будет сформирован и готов к отправке. К Люське он не ходил, спал на квартире, ресторан надоел и ему, и Витьке. Покупали четверть водки, бутылки три шампанского, мяса, колбасы, красной рыбы и устраивали роскошные ужины в горнице в компании одноногого фронтовика Павла и его матери. Маленькая старушка, баба Рая, пекла пироги с луком и корюшкой – лососеобразной рыбешкой, которой питался весь пропахший ею город. Корюшка с жареной или вареной картошкой, корюшка, залитая яйцом. Уха и даже котлеты из корюшки. Корюшка соленая или вяленая под кислое бочковое пиво местного производства…

Пару корюшек, скрещенных, как шпаги, в виде буквы «Х», можно было в те годы сделать символом и гербом города Уссурийска, уверенной поступью со всем советским народом идущего к победе коммунизма.

За корюшкой с раннего утра, как на работу, надев древний тулуп и натянув валенок на уцелевшую ногу, отправлялся Павел – с удочками, большим сверлом и ледорубом – за два квартала от дома – на реку Раздольную, на подледный лов.

Павел был человеком доброжелательным, но замкнутым. От постояльцев обычно скрывался за печкой, на кухоньке размером в два квадрата. А водка – он мог ее выпить немерено – размыкала его уста под седыми усами. Но говорил он правду – и только правду.

– Покалечило меня, товарищи лейтенанты, совершенно случайно. В сорок первом, в июне, призвали – и сразу под Москву. Там место у меня было теплое – в медсанбате санитаром. С поля боя раненых собирал, убитых хоронил. Медсестричек и санитарочек забавлял. К войне, правда, уже был привычный – еще в сороковом на Карельском перешейке в финнов из трехлинейки пострелял. Но они метче нас были – раза в три наших больше положили. Не успел демобилизоваться – Отечественная началась. Летом сорок третьего на Курской дуге ранили. Пока до госпиталя везли – гангрена. Ногу по частям три раза пилили, пока по самые муде не отчекрыжили. Инвалид, пенсия – кот наплакал. А работать не разрешают. Закон такой наша власть родная придумала: раз работаешь, пенсию по инвалидности платить не положено – соси лапу или другое, если дотянешься!.. Техникум до армии окончил – мог бы хоть бухгалтером, хоть завхозом. Ночным сторожем в лавку по блату устроился, так кто-то настучал. В прокуратуру вызывали, едва пенсии не лишили… Вот и живем с мамашей на мои кровью оплаченные гроши. Ей как колхознице пенсия не полагается… Да лучше бы меня тогда мужики на поле оставили – я же от потери крови почти на том свете был… Давайте, товарищи офицеры, выпейте с нищим героем – за Родину, за Сталина!.. Выпьем – и снова нальем…