Итак, компания, состоящая из
Захарыча, его Галины, Якушева, Климухина и Симонова пополнилась еще четырьмя
персонами: Голосковым с его могучей и громогласной индианкой Барбариной,
негритой Кариной и мулатикой Марией.
Мужчины встали из-за стола и
уступили свои места сеньоринам. Мария привстала и притянула Геру Якушева к
себе, усадила его на стул и легко, по-птичьи, уселась на колени, обхватив его
за шею своей детской ручкой. Гера растаял от удовольствия, и его очки излучали
радостное сияние.
Вовик поступил иначе - он
сел на крепкие ляхи Барбарины, а Симонов с видом придворного лакея встал за
стулом очень серьезной и печальной Карины. При встрече она не позволила себя
поцеловать - не терпела публичного проявления ни его, ни своих чувств. Но у
Захарыча во всех делах был запасной выход - он кинулся в свою спальню и
притащил оттуда толстую обструганную доску. Ее концы положили на стулья - получилась
деревенская лавка, - и всем хватило места усесться попарно.
В одиночестве оказался
только древний мореплаватель. Но и его приветила Карина - усадила рядом с собой
и, заглянув в его подкрашенные ромом глаза, спросила по-русски:
- Как дэля?
Климухин сначала очень
удивился, потом по-девичьи смутился и ответил вопросом на вопрос:
- Так ты говоришь по-русски?
- Да, говорю. А ти?
- Конечно. Я только
по-русски и говорю.
- Хорочо. Как дэля?
- Хорошо. А у тебя?
- Хорочо. Я очень рада. А
ти?
- Я тоже.
Карина не выдержала и
засмеялась первой. Симонов обнял ее за плечи, шепнул на ухо по-испански:
«Почему смеешься над стариком?..» Она была довольна своим первым публичным
выступлением на русском: смеялись все. Кроме Климухина - он переводил пьяные
глаза с одного лица на другое и спрашивал:
- Что смешного? Я ничего
понять не могу!
От этого становилось еще
смешнее. Наконец Якушев успокоил старшину первой статьи:
- А та не понял? Да она же
по-русски ни бельмеса, - так, несколько слов. А ты разговорился - прямо Цицерон!
- Не может быть! Она лучше
меня травит.
- И где ты, Симонов, такую
прелесть отыскал? - вмешалась Галя, не спускавшая глаз с Карины. - Учись,
Захарыч! А то нашел русскую тетку да еще и погорел на ней в буквальном смысле.
Вот таких надо иметь - их в Союзе невосполнимый дефицит.
- Я,
Галочка, патриот своей родины, - заерзал на лавке Захарыч, - и советским бабам,
как и своей отчизне, не изменяю. Советское - значит, лучшее!.. Не много ли мы
говорим, вообще-то? Наливай, Голосков, давно не выпивали, уже минут десять как.
Голосков выстрелил
шампанским, обдав слегка пеной лицо Барбарины, она громко взвизгнула, выругалась
по-русски: «Ты что делаешь, е.т.м., Бобик?» - и эта простая, но емкая своей
эмоциональностью фраза из уст кубинки вызвала у присутствующих неподдельный
восторг.
Шампанское Вовик разлил
только кубинкам - Галя от него отказалась. И советики чокнулись por amor - за любовь - с мучачами стаканами с ромом.
Симонов наклонился к Карине,
спросил сквозь гомон хмельных голосов на английском:
- Утром вы успели на
автобус?
Она отрицательно покачала
головой:
- No, we were late. - Нет. Мы опоздали. Доехали
на такси, зато в академии оказались раньше Гоуста, директрисы.
- А сейчас как приехали, на
автобусе?
А про себя прикинул: мучачи
только на такси и автобусы промотали 60 - 70 песо на двоих - это, пожалуй,
больше половины месячной зарплаты учительницы. Надо скинуться с Вовиком по
полсотни и компенсировать их затраты: любовь требует жертв.
- Нет, сюда ехал Альберто,
наш знакомый, - мы с ним. Сказали, хотим повидаться с подругой.
- А когда обратно?
- Так же, как сегодня, -
утром на автобусе. Только нам нельзя опаздывать, Саша.
- Поэтому я не дам тебе
спать всю ночь, согласна?
- Я для этого и приехала.
Только ты же больной и можешь умереть.
Она смотрела на него с
наигранным недоверием немного исподлобья своими негритянскими, с розоватыми
белками, глазами, с подкрашенными белым макияжем нижними веками.
- Это моя мечта - умереть от любви, - сказал Симонов и прикрыл глаза -
так он когда-то дразнил дочку, притворяясь мертвым.
А когда открыл их - увидел перед
собой глаза Карины, полные слез.
- Don’t joke such way! - почти крикнула она. - Не шути так! Я сразу
вспомнила свою сестру.
Симонов быстро и несколько
растеряно обвел взглядом веселые, распаренные ромом, едой и эмоциями лица
участников застолья - никто, кроме Гали, на вскрик Карины внимания не обратил.
- Ты что свою черную розу
обижаешь? - оттопырила она верхнюю губу с усиками. - Карина он тебя обидел?
- ?Que esta hablando? - Что она говорит?
-
Что я тебя обижаю.
- Нет, нет, - сказала
Карина, уткнув свое лицо в плечо Симонова.
Вовик, забыв о своем ночном
запрете Барбарине - больше ему на глаза не показываться, целовал ее взасос, и
оба они утробно мычали от избытка неизбывной страсти. А Мария так и не слезала
с колен Герки Якушева. Он уткнулся своим очкастым острым лицом в шоколадное
пространство между ее маленькими грудями, и что-то пытался сказать. У Захарыча
тоже взыграло ретивое - он пытался притянуть Галину к себе, обхватив ее ладонью
за шею, но силы были неравными. Галя сидела прямо, не шелохнувшись, и увещевала
темпераментного парторга:
- Ну,
Андрюша, остынь! И ты хочешь занять руководящую и направляющую роль в этом
коллективном целовании?
- И направлю, и заправлю, и
руками повожу, Галочка, в нужном месте и в нужное время.
Симонов покопался в памяти и
громко, с пьяным подвывом, запел запрещенную еще Сталиным душещипательную
песенку Петра Лещенко «Миранда»:
- Ночь эта любви полна,
На нас глядит с неба луна.
Остановись, мгновенье!
Вместо аплодисментов с соседнего
балкона - то ли сверху, то ли сбоку - визгливый женский голос пригрозил:
- Андрей Захарыч, я к вам
завтра на вас жаловаться приду, заявление принесу: спать ребенку и нам не
даете.
- Это не я,
Лариса, - выглянул на свой балкон Захарыч. - Ты меня что, за ресторанного
вышибалу держишь?.. Ладно, все - мы молчим! Маевочка вот-вот расползется по
каторжным норам. Не трать свой писательский талант на заявление, Лора...
- Что ж компаньерос, - пора по койкам, - сказал Симонов. – Мы, к сожалению, опаздываем на вечернее представление выполнения супружеского долга молодой кубинской парой. Так не посрамим же русского оружия в ночной схватке с нашими очаровательными созданиями. За дам-с!