автомобилисту Шаповалову
Майор Дворкин не ошибся: окончательный диагноз подтвердил, что кровь Казанова пришлась по вкусу амебам под названием Entamoeba histolytic. В библиотеке госпиталя Казанов попытался познакомиться с трудами об этой «хистолитической энтамоебе», но быстро усек, что медицина гораздо сложнее пулеметов Максима, Горюнова, Дегтярева и автомата Калашникова вместе взятыми.
Из исторической справки вытекало, что о болезни Казанова знали еще Гиппократ и Авиценна. Но честь открытия возбудителя амебиаза принадлежит не майору Дворкину, а другому военному врачу – приват-доценту Военно-медицинской академии в Петербурге, русскому ученому Федору Александровичу Лешу. Это Леша обнаружил в 1873 году и описал амебу, найденную им в испражнениях крестьянина Маркова, уроженца Архангельской губернии, избравшего карьеру грузчика С.-Петербургского порта. Когда же Антон дальше прочел, что «создатели унитарной теории происхождения Entamoeba histolytic утверждали, что все встречающиеся у человека амебы с 4-ядерными цистами относятся к виду Entamoeba histolytic и всегда патогенны для своего хозяина», он расписался в своей немощи проникнуть в тайну собственной болезни.
Оставалось только лечиться, лечиться и лечиться, дабы оставаться в строю защитников завоевания Великого Октября. Иначе, в случае не полного излечения, как предупредил его военврач Дворкин, Казанов обречет себя на пожизненные страдания. Потому как хитромудрые недобитые при первом лечении энтамоебы могут просуществовать несколько лет в защитных оболочках, в цистах, а потом проголодаться и вырваться на оперативный простор для поедания офицерских эритроцитов.
Так что, лейтенант, следует горстями поглощать порошки, таблетки, сдавать кал и кровь на анализы и выполнять все предписания врача. А скрашивать скуку и однообразие больничного существования чтением и общением со своим соседом по палате, старлеем-автомобилистом Иваном Шаповаловым. Иван служил в Дальнем, с недавнего времени командовал авторотой. За три года службы изучил этот город досконально. Артистично излагал анекдоты, научил Антона нескольким карточным трюкам и мошенническим приемам игры в очко. А друг с другом или с привлечением пары других больных офицеров из своей палаты играли в «дурака» или, по маленькой ставке, в «кинга» на юани. Картежный опыт, приобретенный Казановым в Хэкоу, оказался кстати.
В хорошую погоду больным разрешалось гулять по узкому больничному двору, огороженному кирпичным невысоким забором, не входя в контакты с обитателями других инфекционных отделений – гепатитчиками и энцефалитчиками. На всякий случай, Антон и Иван провели рекогносцировку и отыскали место, где, минуя КПП, можно легко преодолеть забор в обоих направлениях: покинуть двор и вернуться без большого риска оказаться замеченным. Мотивы для самовольной отлучки у обоих «поносников» были одинаковыми: Иван получил по армейской связи телефонный звонок о свидании с женой сослуживца на следующей неделе, а Казанов надеялся на приход эмигрантки в ответ на его письменное приглашение. Пока же Иван ломал голову, где бы прилечь с молодой выздоравливающей дамой из их отделения. Она согласна хоть где, только без преодоления кирпичного препятствия.
В любовных делах пехотинцу Казанову за автомобилистом Шаповаловым было не угнаться: Иван показал Антону потрепанную записную книжку со списком имен ста тридцати двух оприходованных им женщин, включая с десяток китаянок и японок. Просто не верилось! Ничего особенного Казанов в своем новом знакомом не находил: белесый, почти альбинос без особой физической и военной стати, ростом сантиметра на три выше Антона – под сто восемьдесят. Разве что манера держаться просто и независимо, уверенность в своей безусловной неотразимости самца – это надо уметь!.. Он, по его словам, даже прислугу-китаянку двадцати лет для своей квартирки завел. С совмещением обязанностей содержанки: приходит рано утром готовить и убираться, но сначала – к нему в постель. И в японском квартале он свой человек. Машины в его распоряжении – и грузовые, и легковые. Согласилась наша бабенка, – особенно на это падки жены моряков, – садись в кабину, махнем за город на море, а там на диком пляже, на песочке гужуйся по самое не хочу!..
Антон терялся в догадках: треплется парень или на самом деле стал приятелем настоящего ловеласа? Да еще и денежного!.. Шаповалов установил связи с деловыми китайцами и предоставляет им за юани грузовики с водителями-солдатами для перевоза разных грузов, бочками продает бензин, солярку, масло. Тратит уйму денег на гулянки, подарки бабам и не знает, куда юани девать…
К тому же Иван, азартный игрок, относился к разряду яростных спорщиков и в этом напоминал Антону Боба Динкова.
Шаповалов обратил внимание на швейцарские часы Казанова и не поверил английским надписям на их крышке, что, мол, они антимагнитные, противоударные и водозащищенные. Поспорили: если проигрывает Антон, то его часы перейдут Ивану. В противном случае Иван должен отдать оппоненту свои часы «победа» с искусно нарисованным красками морским пейзажем: белеет парус одинокий.
Судьями выступила вся дизентерийная палата.
Отыскали магнит, подержали его над часами – не остановились. Иван метнул часы к потолку палаты, они отразились от побелки и упали на деревянный пол – идут. С вечера Антон положил свои часы в стакан с водой – утром они тикают и показывают верное время. Фоме неверующему ничего не оставалось делать, как под ликование всей палаты отстегнуть с своей руки расписную «победу» и одеть на запястье победителя.