Глава 76. Хорошо здесь было до Колумба!  

Выпили и всей толпой вывалили в темный, продуваемый острым влажноватым сквознячком подъезд. Отошли от дома в темноту - под раскидистые деревья у края тротуара - и попрощались: Якушев и Мария, Аксентьев и Галя во главе со старшиной первой статьи Климухиным пошли по своим апартаменто. А Симонов и Карина, Вовик и Барбарина - к себе.

Симонов обратил внимание, что Мокросов не вышел из своего мавзолея морских животных попрощаться с народом. Если Симонов жил под колпаком портайгеноссена Сапеги, то здесь портайгеноссен Захарыч попал под колпак беспартийного бирюка.

По пологой лестнице к дому Голоскова поднимались попарно - впереди Симонов и Вовик, за ними, на несколько ступенек ниже, Карина и Барбарина.

- Слушай, Вовик, надо девам компенсировать затраты на такси - скинемся по полсотни песо и отдадим Барбарине. Кари, я знаю, не возьмет.

- И ты не бери в голову, Шурик, - я им еще утром сотню дал. На что бы они уехали отсюда?

- Молодец, я об этом как-то не подумал. С получки тебе верну.

- Ты что, охренел? Я сегодня на Смочковском барахле в два раза больше поимел. Считай, что ты наш подельник - мой и Дуче. Он поставщик, ты дипкурьер, а я коммерсант. Частная фирма!..

После душа у Кари разболелась голова, она сжимала ее своими узкими черными ладонями и повторяла: «I have a bad headache». От аспирина отказалась и попросила рома.

Он поцеловал ее в губы, почти в полной темноте встал с постели и голый прошел на кухню. Включил свет, достал бутылку с «канеем» и разломанную плитку шоколада из холодильника и понес их в спальню. В темноте Карина промахнулась и вылила холодный ром на себя, и потом он долго целовал ее прохладные губы, повторяя ласковые слова на всех известных ему языках, а она смеялась и гладила и ерошила его волосы. А потом вдруг сказала: «I bite you». - Я тебя укушу.

И как-то сразу забыла о головной боли, усталости и была неутомимой и страстной как никогда. Потом, уткнувшись ему в плечо щекой, заснула, временами вздрагивая и почти не дыша. Он лежал на спине, смотрел в невидимый потолок, слушал вздохи и плеск океана, представляя его глубину и необъятность под белым светом луны. И думал о привлекательности вот такой простой, почти животной жизни без науки и техники, разделения мира на страны, без политики.

Как хорошо жили здесь доколумбовские индейцы! Их на весь остров было всего сто или двести тысяч. Они были очень мирными, доверчивыми людьми, природа давала им все для спокойного существования. Поэтому они не знали вражды и межплеменных войн.

Испанцы легко поработили и истребили их оружием и непосильным трудом. При этом конкистадоры не несли никаких потерь - действительно, перебили индейцев, как куропаток. А потом навезли сюда сотни тысяч африканских негров. И они страдали и гибли от непосильного труда и болезней под гнетом пришельцев из Старого и Нового света так же, как индейцы, во имя процветания европейской цивилизации.

А советики навезли сюда ракет, своих солдат, и остров этот - и да весь мир - едва не взорвался на ядерных яйцах, снесенных двумя амбициозными сверхдержавами. Теперь на острове уже не сто или двести тысяч, а десять миллионов людей. И большинство из них - заложники хитрожопых братьев и их окружения, обещающих островитянам близкое счастливое процветание.

Да и ты такой же пришелец. Явился из ниоткуда, погубил вот это прекрасное существо. Научил ее пить, заниматься сексом, чтобы потом отбыть в никуда. Но тут другой человек, живший в нем, недобро усмехнулся: «Пожалел волк кобылу!..»

И в который раз Симонов подумал, что надо выпросить, хотя бы на время, у Карлоса Даскаля учебник по истории Кубы. Не нынешний, написанный под цензурой кастровского ЦК, а дореволюционный - с картинками, с биографиями выдающихся политиков и писателей, с подробностями культуры и быта. Всем тем, чего уже нет в современных книгах, пропитанных идеологией, признающей только мнимые заслуги нынешних вождей нации...

На этот раз Карина и Барбарина на автобус не опоздали, даже успели позавтракать яичницей с ветчиной, приготовленной Вовиком, и крепким кофе с шоколадом.

На прощание Карина крепко прижалась к Симонову и прошептала ему на ухо по-русски: «Я тебя люблю». Почти без акцента.

 

***

 

Следующие два дня Симонов болел, появлялся в офисине проектировщиков на час-другой, через Аксентьева и Голоскова получил у прижимистого Гены Тупикина все нужные руководящие материалы - на время, конечно. И в один из вечеров после трогательного прощания с красноярцами и Вовиком Голосковым на попутной машине отправился в Моа.

В кузове сидели, пили и пели знакомые все лица: переводчик Сергей Лянка, Владик Петрусенко и Люся, разбитная бабенка, жена какого-то советика, строителя или монтажника. Ночной пейзаж - холмы, покрытые пальмами и залитые переливчатым лунным светом, и страшное своей глубиной, крупными звездами и серебристой клубящейся полосой Млечного Пути, - плюс ром и наличие одной веселой женщины на троих располагали к безудержному веселью.

Больше всего четверке понравилась простая, по-видимому, народная, песня, предложенная Люсей:

 

  - Люблю я пиво, люблю я водку,

Люблю я милого походку.

Люблю графинчик, люблю стаканчик,

Люблю я милого карманчик.

 

За ставенками, за кружевами

Стоит кроватка с подушечками.

На той кровати Муся лежала,

На правой ручке Колю держала.

 

После недолгого разучивания этот шедевр с большим воодушевлением и подъемом повторялся раз сто. И особенно громко и слаженно, когда грузовик грохотал по узким улочкам «сиудадес» и «пуэблос» - городков и деревень - этой прекрасно-сказочной страны. И ужасающе бедной, как церковная крыса.

 

Предыдущая   Следующая
Хостинг от uCoz