Однако жизнь, как правило,
корректирует наши планы.
Когда Симонов и Голосков с
двумя раздутыми портфелями, подготовленными к вылазке в чепыжи, появились на
устланной плитами дорожке, ведущей к распахнутой двери женского альберге, то
увидели своих подруг, сидящими за знакомым столиком в компании интернированного
чилийца Максимо Мендосы, его невесты, novia, Марии и двух солидных
незнакомых мужчин. Судя по одежде и манерам, гостями кубинок были неведомо
откуда вылупившиеся соотечественники Голоскова и Симонова из Страны Советов.
При приближении
портфеленосцев вся компания поднялась на ноги. Мужчины представились — капитан
сегодня прибывшего сухогруза Костя и его старший механик Денис, в морском
обиходе — «дед». Оба из Ленинграда.
На столе стояли начатые
бутылки с московской водкой и венгерским вином. Их окружали: неизменный
шоколад, две банки рыбных и мясных консервов, вареная колбаса, родной черный
хлеб. И тоже родные румяные яблоки — в тропиках они, как и другие привычные для
русского брата фрукты, не растут из-за отсутствия нормальной смены времен года.
Моряки оказались бывалые —
плавали больше двадцати лет, не по одному разу посетили все части света, кроме
Арктики и Антарктиды. И сейчас в плавании находились уже больше трех месяцев.
На Кубу приплыли то ли из Панамы, то ли из Канады — из-за частых приемов
горячительного детали того вечера быстро стерлись из памяти.
Запомнилось только, что
капитан был чертовский интеллектуал. Он свободно говорил на испанском и английском
языках и затмевал Симонова живописанием своих морских и сухопутных приключений.
А седоватый и плотный механик Денис отличался соленым остроумием и знанием
множества анекдотов. Капитан охарактеризовал его морским словечком «травила».
Дошло до того, что ближе к
ночи четверо русских мужиков, к всеобщему восторгу кубинцев и кубинок,
прогорланили «Раскинулось море широко, и волны бушуют вдали».
— Это ваши? — переведя
взгляд с Барбарины на Карину, справился полушепотом капитан.
Мучачи сидели на редкость
тихо и выглядели прекрасно — в меру макияжа, торжественные и молчаливые паиньки
с добрыми улыбками на устах. Барбарина против обыкновения почему-то не хотела
удивлять новых знакомых своим ядреным и приперченным благодаря Вовику волжским
диалектом.
Симонов согласно кивнул, и
капитан сказал, что завидует Симонову: у него на редкость красивая негритянка.
У морского волка пока такой не было. И потом вдруг опечалился: вряд ли ему
удастся сходить в загранку. И объяснил причину:
— В Панаме один матрос пошел
с группой на берег и незаметно где-то - в магазине или на улице - смылся,
подлец... По мне так и черт с ним, пусть живет каждый там, где ему вздумается!
Так нет же — за невозвращенцев всю команду затаскают чекисты и парткомы. И, в
первую очередь, меня и первого помощника — он у нас замполит. Возим этих лежебок
с собой как балласт по всему свету. Они за наш счет жрут, пьют, зарплату такую
же, как капитаны, получают, а втихаря на нас «телеги» сочиняют. И большинство
из них даже не моряки — просто сухопутные партбоссы, которых уже некуда девать.
Вон нашего толстяка, едва волна поднимется до четырех баллов, начинает травить,
как салагу. На этот раз вышли в Атлантику — поднялся шторм, и он дней семь из
каюты не вылазил — «ротом какал»... Черт с ним, с морем! Пора на берегу жизнь
налаживать. Что уж будет, то и будет! Не топиться же. Самое время семьей заняться.
Сын уже в институте, дочка школу кончает, а меня видят только в отпуске. И то
когда отказываюсь от путевки в санаторий. А в отпусках большинство из нас пьют
беспросыпно — морскую тоску отмывают... Что буду делать на берегу, пока и
представить не могу...
Симонов и Голосков проводили
моряков почти до порта. Вчетвером прошли мимо полицейской офисины и касы Лидии.
Окна в ее доме светились, слышалась танцевальная музыка, и за прикрытыми
стеклами жалюзи двигались тени. У крыльца полицейского учреждения стоял мотоцикл,
похожий на тот, на котором кубинский Анхель едва не отправил их в преисподнюю.
— У нее тут настоящий
притон, — проворчал Вовик. — И чем она могла меня, курва, прельстить?..
Капитан и механик были
сильно пьяными и выдерживали курс по автопилоту. Когда вышли из поселка на
шоссе и до порта оставалось несколько сот метров, Симонов предложил
попрощаться. При расставании они обняли Симонова и Голоскова и стали упрашивать
- пойти с ними на корабль, чтобы продолжить теплое знакомство. Симонов сказал,
что их возвращения ждут Кари и Барбарина. А Вовик пошарился в своем портфеле и
вручил морякам прощальный презент — бутылку рома.
- Тогда мы пас! — сдался
капитан.
И морские волки нелегкой матросской походкой, покачиваясь и делая кратковременные якорные стоянки, взяла курс на светящийся прожекторами порт.
Океан ощущался своим мощным дыханием, от него тянуло влажным плотным ветром. Низкое темное небо, подсвеченное огнями порта и города, грозило земле тяжелыми тучами, и начинал накрапывать холодный дождь. Казалось, погода впервые напомнила об осенних российских ночах. А по сибирским меркам здесь царствовала середина зимы.