Мнения

Рассказ

 В дверь кабинета просунулась узкая голова Шубинского. Когда она, эта улыбающаяся длинными жёлтыми зубами голова, появлялась перед глазами Динкова таким необычным образом, жизнь сразу теряла краски, становилась тусклой. И сам он превращался в сухое должностное лицо, в Петра Ивановича Шабашкина. Он как бы видел себя со стороны – большого, с растрёпанной седеющей головой, с усталыми тусклыми глазами. Натура для изображения заскорузлого бюрократа.

- Что? – сказал Динков, неохотно откладывая авторучку. – Что у вас?

Шубинский вошёл, осторожно прикрыв дверь. Бесшумно прошмыгнул к столу, расставляя врозь носки, худой и мелкий, согнутый в пояснице хроническим радикулитом. Положил на стол бумаги, аккуратно отодвинул стул и присел на самый краешек. И ни разу не спрятал своих зубов – они, как видно, плохо помещались у него во рту. Или он пугал ими людей, как это делают хищники.

- Надо решить один вопрос, - сказал Шубинский неожиданно густым и ясным голосом. Он пододвинул бумаги Динкову. – Вот посмотрите, какой план мне выдал Малахов. Считаю, что это неверно. Составлять функциональные блок-схемы алгоритмов должны программисты. Посмотрите по положению – старшие программисты.

Динков прочёл план, потом заглянул в положение.

- Всё верно. Ну и что?

Он поднял голову и посмотрел на Шубинского намеренно долго и испытующе. Он знал, что творится за этим жёлтым сморщенным лбом, как тоскует всё его существо в предвидении новой незнакомой работы, как он боится показать свою несостоятельность. Навязали Динкову ему по авторитетной рекомендации из райкома партии – и, пожалуй, надолго. До тех пор, пока он сам себя не изживёт. Или не возьмётся за дело, что мало вероятно. Единственный коммунист в беспартийном коллективе, и любой наезд на него расценят свыше, как злостное гонение, спровоцированное антипартийными элементами.

- Как что? – сказал Шубинский, выпучив глаза. Эта манера здорово ему вредила: коричневые яблоки оказывались со всех сторон окружёнными белками в красных прожилках, и он становился похожим на страдающего базедовой болезнью с больничного плаката. Но хуже всего было другое: глаза как бы сразу покидала мысль, они становились отталкивающе пустыми.

- Я что, программист, в конце концов? – завращал костлявой кистью Шубинский. – Я системотехник. Давайте задачу – я её поставлю.

Он напрасно хвастался: Динков мог бы ему напомнить несколько эпизодов отвратительной постановки, когда всю работу пришлось переделать. За это Шубинский потерял половину квартальной премии. Странно, что он и это забыл.   

- Вы прекрасно знаете, - наливаясь угрюмым спокойствием, сказал Динков, - что этап постановки задач и алгоритмизации позади. Мы начали рабочий проект и здесь не уйти от программирования. Сейчас в связи с этим от вас требуется уточнить блок-схемы алгоритмов.

- Но вы посмотрите на мой план! Это же глупость, в конце концов, - делать эти функциональные блок-схемы. А где информационное обеспечение под задачи? Оно же не собрано, необходимо дополнительное обследование. Нужен системный подход…

Пошло-поехало. В отделе начинали похихикивать, когда Шубинский заводил этот трёп о системном подходе. Потому что была только фраза – «системный подход», а элементы системы он видел хуже многих. Прежде это ещё сходило – у всех профессионализм в новом деле – «асупизации» всей страны, - объявленном очередным съездом партии панацеей от всех провальных дел в социалистической экономике, был не ахти какой. За три года очередного «большого скачка» в головах «асупщиков», наступила пора зрелости, когда в мутной воде рыбы уже  не изловишь. Один Шубинский этого не замечал.

- Простите, Игорь Алексеевич, - сказал Динков, потирая ладонью лоб, - у меня мало времени. Группе Каплера дано такое же задание?

- Да. Ну и что?

- Вы оба – руководители групп, у вас одинаковые роли в создании АСУ. Но разный подход. Вы посмотрите, как он работает, -  головы за весь день от стола не поднимает. Освоил сам программирование почти год назад – его этому никто не обязывал. Точно так же и Малахов. Почему же вы, - Динков сделал паузу и не упускал зрачки Шубинского – смотрел прямо и зло, - скользите, виляете? Каплер уже отлаживает задачу на машине, а вас функциональная схема напугала до смерти. Для меня вы все одинаковы, и моё отношение к вам – линейная функция от деловых качеств.

- Это видно, - сказал Шубинский. – Из того, что вы говорите, это хорошо видно.

- Ладно. Что от меня требуется?

- Каплеру просто было время заниматься внеплановыми делами. Разве сравнить мои задачи с его? Мои уникальные, нигде в Союзе никем не делавшиеся. А его – стандартные, имеются аналоги. Он мог всё содрать один к одному. Объяснение, в конце концов, простое.

У шубинских всё просто, особенно оплевать других. Как это? – оправдывать свои недостатки, ссылаясь  на недостатки других – значит умыться грязью.

- Пересмотреть план. Пусть опытные программисты сделают программу по какой-то задаче, отладят её, научат нас – тогда можно, используя их опыт, и нам попробовать. Сколько, в конце концов, можно работать с перегрузкой? У Сандалова вон сердце сдало – сдвинулось влево. Драчёв тоже на грани инфаркта. Вы хотите, чтобы и с Шубинским произошло то же самое?

Он верно констатировал факты. Динков бы мог подсказать ему ещё многое: болен желудок у Ильина, у Годенко – печень. У самого Динкова была аллергия. А три женщины ушли в декрет и ещё две собирались. И во всём, по Шубинскому, был виноват он, начальник отдела.

- С вами это не случится, - сказал он вскользь. Ему страшно не хотелось говорить, от банального его всегда тошнило. – Хорошо, примем ваш вариант: пусть другие программируют.

- А вы что это время станете делать? Смотреть? У нас на счету каждый человек, на эксперимент уйдёт полгода. А вы что хотите пожить это время на содержании?

- Я этого не сказал, - Шубинский был спокоен и, кажется, ни разу не моргнул. – Другая работа найдётся. Разве общесистемные проблемы все решены?

- Оставьте план, - сказал начальник отдела. – Я до обеда попытаюсь разобраться.

Узкая спина Шубинского исчезла за дверью. Чёртов нытик! Он не разучился ныть и хныкать с пелёнок, только терминологию усовершенствовал. Динков мельком взглянул за окно – там стоял морозный, тяжёлый январь, белые крыши уходили к заснеженной безлесной сопке – и нажал на клавишу переговорного устройства. Он усмехнулся: похоже, ты превратился в эксплуататора, загоняющего в гроб подчинённых.

- Я не хочу подстраивать планы под некомпетентность исполнителей, - сказал Малахов. – Если не может, пусть так и скажет. Чего темнить?

У Малахова внешность типичного плакатного кибернетика – очки, твердые скулы, твердый рот. В двадцать семь лет – он руководитель темы, главный конструктор системы. Жаль, слишком агрессивен, приходится сдерживать. Он давно рассортировал людей на способных и неспособных, и старался избавиться от последних при первой же возможности. Считает, что нечего с ними возиться. И сам работает до изнеможения, через год, другой будет кандидатом.

- Не прислоняйся к стене, - сказал Динков. – Выбелишься.

Малахов всегда уходил от него в извёстке, только это его не научило осторожности. Молод он был для осторожности.

- Вы передайте Шубинского на другую тему, - сказал Малахов. – Обойдусь без него. Дайте вместо него просто инженера, а руководство будет за мной.

Он уже не в первый раз говорит это, только и другой руководитель темы не дурак – он в пространных и гибких выражениях отказался от Шубинского. А ты, начальничек, крутись, старайся не обидеть, не травмировать этого тихого хама.

- Что с планом, будем пересматривать? – сказал Динков.

- Нет, конечно. Пусть учится, другие же учатся.

Малахов сел, кашлянул несколько раз в крупную ладонь, закурил. 

- А как другие – Каплер, Сандалов, Лапина, все? Что, у Сандалова и впрямь сердце сдвинулось?

- Прихватило. Но это у него рецидив, порок чуть ли не с детства. Да и никто не жалуется, он просто сам работать не хочет. Только за руку не схватишь, прикрывается болтовнёй. Ну, ничего месяц –два и я до него доберусь.

- Только легче. Не преврати отдел в банку с пауками. Давай вызовем их вместе – Шубинского и Каплера.

- Они друг друга не переваривают. Каплер говорит, что Шубинский учит всех жить. Поучает. Что ни фраза – сплошная пустота.

- Ты Каплера к этому поощряешь – к непримиримости.

- Что вы? – усмехнулся Малахов тонкими губами. – Каплер не терпит лени – явной и маскированной. Зовите их, время идёт впустую. Вот чёрт! - Малахов взглянул на часы и ударил кулаком по колену: у него и верно – каждая минута была на счету.

У Каплера лицо мученика перед восхождением на Голгофу. Длинные, чуть вьющиеся волосы почти до плеч, впалая, слабая грудь.  Феномен, знающий три компьютерных языка, сделавший ставку на познание экономики и кибернетики. Каплер прислонился спиной к косяку и, не глядя, пропустил мимо себя Шубинского. Тот шёл как-то боком, приставляя при каждом шаге одну ногу к другой. Сел и зажал ладони между коленями, оглядывая всех благожелательно, с улыбкой даже – или так казалось из-за его кроличьих зубов.

- Михаил Александрович, - сказал Динков, - вы получили план на группу?

- Да, - кивнул длинноволосой головой Каплер.

- У вас есть претензии?

- Нет. А что? По-моему, надо работать – и всё.

Он пожал одним плечом.

- Игорь Алексеевич предъявил претензию, - сказал Динков. – Он против разработки функциональных схем. Он говорит – это глупость.

- А как же он думает программировать? Без них? – Каплер снова пожал плечом. – Пусть попробует. Слава Богу, если у него получится.

Шубинский крутил головой, было непонятно, улыбается он или собирается кусаться.

- Верно, - сказал он своим густым ясным голосом. – Мы не освоили программирования, а собираемся делать сложнейшие программы.

- Ты хочешь сказать – ты не освоил, - парировал Каплер непривычно жёстко для него. – Меньше надо болтать в рабочее время. Вчера вы три часа трепались не по делу, мешали мне. Я же вас просил прекратить - тебя и Кулагина. И это не первый день.

- Не пойму, почему разговор идёт в таком духе. В конце концов, можно же это как-то решить!

- По-моему, уже решено, - сказал Каплер. – План и есть решение, это надо асуповцу знать.

И впрямь они не ладили, даже смотреть друг на друга не хотели: каждый произносил реплики так, словно они предназначались только для начальника. Динков покосился на Малахова: тот усмехался, поблёскивая дымчатыми очками в толстой оправе.

Вы плохо поступаете, Игорь Алексеевич, - сказал Динков. – Люди учатся, изучают дело, ежедневно по два часа мы тратим на КОБОЛ, а вы их своим отношением, демагогией расхолаживаете подчиненных. Вы же руководитель группы. К тому же коммунист.

Удар пришелся ниже пояса, а результат - предсказуемый. Владение современной риторикой – один из надежных приемов выживания в условиях социалистической демократии.

- А я не расхолаживаю, - испугавшись напора с политической подоплекой, возразил Шубинский. – Я вам только сказал.

- Страшнее слов – отношение, - сказал Каплер. – Ценность человека определяют поступки.

- Вот именно, - подтвердил Малахов.

Сам он мораль читать не умел, и всегда сваливал воспитательную функцию на Каплера.

-          Что будем делать с планом? – сказал Динков.

-          Он смотрел на Шубинского с весёлой начальственной усмешкой: что на этот раз предпримет этот скользкий, как угорь, бездельник под коллективным натиском? В принципе небольшая победа – заставить Шубинского сдаться, - важно не допустить течи в лодке. А Шубинский готов стать в ней дыркой. И вера в успех дела уйдёт в эту дыру. Как энергия аккумулятора, замкнутого накоротко.

По пергаментному лицу Шубинского проплывали тени, он сглотнул слюну, привстал, взял листок плана, уставился в него, как будто видел впервые.

- Ну что? – сказал он врастяжку, вскинув голову. – В конце концов, раз вы считаете, что это выполнимо, - будем выполнять. Только ничего хорошего из этого не выйдет.

Он произнёс это тоном оракула, и теперь любой успех, кроме его собственного, пожалуй, будет для него большим огорчением.

Идёт революция, думал Динков. Каждый день – техническая революция. И у каждого ее участника – своя роль. Сторонника, попутчика, противника, руководителя, наблюдателя. Рядом прорыв и шкурные интересы, стремление работать и равнодушие. Малахов и Шубинский. И между ними ты, Динков. Как союз между  А и Б…

 

 

Хостинг от uCoz