ЕДКИЙ ДЫМОК СЛАВЫ

Рассказ

В смутные времена пелёночной постсоветской демократии вселился в меня демон обличителя и чуть ли не «отца русской демократии». Мои речи на митингах, пикетах, собраниях подвигнули подобных мне наивняков, возрадовавшихся сердцем и такой «самой малой новизне», избрать меня в разное время сопредседателем Красноярского народного фронта, сопредседателем движения «Демократическая Россия», председателем автономистских общественных объединений «Союз возрождения Сибири» и «Союз объединения Сибири».

А потом волею судеб угодил я в партию ДВР – «Демократический выбор России». На старте её возникновения «оттягивался со вкусом» целую неделю в Москве в составе редакционной комиссии учредительной конференции этой гайдаровской и чубайсовской партии, нафаршированной до отказа неореформаторами, вроде Чубайса, Немцова, Пономарёва, Панфиловой, Похмелкина, Каспарова, Ковалёва – всех не припомнишь. А они меня тем более: я ведь для них вообще – мельче букашки-таракашки с  голоском тоньше писка. Да и самой партия «откинула ласты», хотя большинство её создателей живы-здоровы, уютно пригревшись в других нишах суверенной российской демократии и олигархического бизнеса.

В редакционную комиссию был избран по моей нижайшей просьбе: на эти дни выпало возвращение моей дочки Татьяны из Германии. Она шесть лет проработала в советских войсках в системе военторга и волокла из бывшего логова фашистского зверя невообразимый объём багажа. При встрече мне и мужу моей племянницы Михаилу, долговязому учёному-атомщику из подмосковной Дубны, Таня имела неосторожность подарить бутылку превосходного шнапса. Ни я, ни Миша не обладали знаниями о воздействии шнапса на русский организм в условиях тридцатиградусной столичной жары. Поэтому мы без проволочек, с большим удовольствием оприходовали семисотграммовую изящную «фрау» под цыплёнка гриль в душной кафушке на площади трёх вокзалов. Шнапс по силе не уступал ядерному заряду. Не мудрено, что на пути в гостиницу «Севастополь» на какой-то станции метро нас задержала милиция. Заплетающимися языками и уплатой не зарегистрированного штрафа мы смогли-таки от двух ментов открутиться.

Сон в гостиничном номере продлился непредсказуемо долго, на Казанский вокзал успели только в полночь – перед отходом красноярского поезда. Двери вагонов были закрыты, освещённый перрон пуст, нужного вагона мы не нашли. И как следствие, дочь почти три года не желала меня видеть…

Но что значит этот бытовой эпизодик, если ты погрузился в большую политику?.. Заседания пленарные и по секциям, президиум – из сплошь знакомых по экрану телевизора лиц глашатаев демократического будущего. Ужин членов редакционной комиссии, съехавшихся из десятков регионов России, данный нам щекасто-губастым Егором в ресторане отеля «Севастополь. И светлый образ бывшего вице-премьера – в метре от тебя, отделённый плотным телом охранника. Ты чёкаешься с ним бокалами и беседуешь о миллионах пропавших вкладов советских граждан…

И с золотисто-рыжим Толиком сидел за одним столом, – к сожалению, в трезвой обстановке – в его московском офисе госкомитета по приватизации. Просил его содействия в получении бесплатного помещения для новорожденной партии. Он пообещал и, конечно, тут же забыл, занятый думами о поголовной ваучеризации необъятной России, обещавшей, как говаривал первый президент РФ, понимашь, благоденствие всем «дорогим россиянам». Спасибо и на том, что после удачной реализации двух ваучеров мы – жена и я – купили пусть не «Волгу», но трёхколёсный велосипед внуку на его третий день рождения. А Егор меня успокоил, сказав, что на момент его попадания в кресло и.о. премьерства денег как таковых уже не было. Испарились куда-то вместе с большевистским режимом, как сон, как утренний туман…

Поскольку у меня на счету в сбербанке было всего пятьдесят «деревянных», то мне переживания за обмишуленный народ. Зато был доволен тем, что вольготно стало жить моему перу: некоторые местные демократические издания охотно печатали мои вольнодумные статьи и вирши. А вновь испечённые компании бесплатно выпускали полаять на радио- и в телеэфире: кого-то заклеймить, а кого-то восславить…

***

В Красноярском крае в то время витийствовал новый губернатор из профессоров (назовём его Зубановым), преподнесённый избирателям под удачно именованном сладким соусом и флагом демократии: «Надежда порядочных людей».

Чтобы не угодить в разряд непорядочных персонажей и во имя торжества демократии я за Зубанова отдал свой дорогой голос. Хотя в безнадежной порядочности профессора, недавно проповедовавшего «нанотехнологический» принцип, гласивший, что «экономика должна быть экономной», мне довелось убедиться ещё до выборов, когда он состоял замом предыдущего правителя – выходца, как и белорусский «батька», из директоров совхоза – и курировал приватизацию госсобственности.

Под нажимом коллектива – я работал начальником пусконаладочного управления в составе треста – мне самому выпало подготовить все документы и заняться приватизацией лакомого куска дотоле нерушимого треста: оттяпать у него триста двадцать «штыков», здание, где располагалась администрация и лаборатории, площадью восемьсот квадратов, плюс гараж, подстанцию... Ну и прибылями, конечно, распоряжаться самим.

Начались интриги. До того дружественное руководство треста подготовило приказ о моём увольнении. Управляющий обозвал меня «терминатором» и повёл войну на уничтожение, подключив карманные парторганизацию и профсоюз.

От статуса безработного меня спас дотошный друг-адвокат. И арбитражный суд, обработанный предварительно прежним партноменклатурщиком, неосторожно поддержавшим «гэкачепистов». Но столь прискорбный факт не помешал ему до сих пор безвылазно заседать в краевом Законодательном собрании и вести кого-то неведомо куда под ручку со своей мощной супругой, заведующей в этом собрании каким-то отделом.

В краевой газете даже появилось, как и положено по закону, долгожданное объявление о приватизации моего предприятия через месяц. Однако мафия, как давно известно, бессмертна – процесс остановился. Тогдашний председатель краевого комитета госкомимущества Бычков, когда я попросил его дать объяснение в коридоре его конторы, разразился на виду других просителей злобным хамством: «Какие тебе ещё объяснения» Что ты ко мне пристал? Убирайся отсюда и больше не появляйся!..»

Эх, послать бы его сначала на «тройку» и, не медля, – в нокаут!.. Только бычок этот уже давно и по виду и по должности настоящим буком «прихватизации».

И предпочёл я обратиться за решением вроде бы уже ранее решённого дела к «надежде порядочных людей» – к господину Зубанову. Тем более что знакомство с ним у меня состоялось месяца за три до того в довольно-таки драматичной ситуации.

Перед Серым домом по инициативе самых «бешеных» из нас «братцев-демократцев», Клепакова и Лончаковой, – собрался в тот субботний или воскресный холодный, с хиусом, день пикет с какими-то заранее невыполнимыми требованиями к администрации: например, отобрать у многих её же чиновников и их родственников незаконно полученные квартиры. Обличительных досье на квартирозахватчиков в тайниках Лончаковой было, по её словам, сотни. На митингах потрясала она только листочком с перечнем их фамилий и должностей. А маленький яростный Клепаков, обличитель коммунистов-ренегатов, утверждал, что он последний – и, может, единственный – истинный ленинец. И свой выход из КПСС объяснял захватом руководящих постов в партии оборотнями вроде Горбачёва и Ельцина.

На крыльце перед пикетчиками у микрофона маячил и я – как сопредседатель Народного фронта. К ответу требовали губернатора. Но после долгого ожидания на заклание толпы вышел вице-губернатор Зубанов и хотел даже протиснуться к микрофону. Однако толпа взорвалась устрашающим воем и ринулась на ступени навстречу профессору. Зубанов и сопровождавшие его лица под улюлюканье пикетчиков предпочли скрыться за тяжёлой дверью серого прибежища властителей. А громкоговоритель ещё долго сотрясал воздух проклятиями и угрозами в адрес «коммуняк» – воров, предателей и трусов.

Некто осторожно тронул меня за локоть и в полголоса попросил пройти в здание. В фойе заметно напуганный и расстроенный Зубанов учтиво вступил со мной в переговоры:

 – Мне сказали, что вы наиболее умеренный лидер Народного фронта. Поговорите с пикетчиками от нашего имени. Губернатора уехал в Назарово, а меня они не хотят слушать. Администрация готова обсудить их требования, но не в такой обстановке. Вы ведь обсуждаете текст обращения. Сегодня же, если можно, передайте его мне на рассмотрение вместе со списком ваших представителей. А во вторник я вас приму. Вот вам мои телефоны.

Приняли обращение, во вторник состоялась встреча в кабинете Зубанова. Что-то там обсуждали, что-то запротоколировали, и была ли от «базара» польза – не помню. В сухом остатке от этого, одного из бесчисленных, эпизода сохранилось то, что я стал лично знакомым с вице-губернатором. В том же году он заменил добровольно ушедшего и укрывшегося в родном совхозе первого демократического губернатора…

***

Зубанов, пока ещёе в качестве первого вице-губернатора, по делу о несостоявшейся приватизации принял меня с отменной вежливостью. С подчёркнутой чуткостью угостил водой из графина, подарил надежду во всём разобраться – и снова облом. С большим трудом – а это всё стоило потери и без того изношенных нервов и пустопорожних затрат времени – мне повезло устроить очную ставку «надежды» и предкомимущества Бычкова, по свидетельству местных СМИ, любимчика Чубайса за интенсивную приватизацию объектов края, в кабинете замгубернатора. Предкома сначала по-бычьи упёрся рогом – он, мол, прав, отказ в приватизации законен, – потом заизвивался, как уж на горячей сковородке, сославшись на некомпетентность подчинённых, пообещал разобраться. А вскоре сам был уличён в коррупции и тихо, без суда и следствия, перемещён на хлебное место. Он и просторный офис отхватил в здание по соседству с Серым домом – в том, где находились да, по-моему, и по сей день находятся кабинеты-приёмные депутатов Госдумы.

Я, конечно, не льщу себе тем, что моя первая в газете «Красноярский вечер» басня «Бык-прихватизатор» столь отрицательно сказалась на карьере бывшего верного сына компартии и жуликоватого сегодняшнего прихвостня капитализма.

Как помощник одного из думских депутатов, я заходил к шефу, когда он раз в квартал заглядывал в Красноярск пообщаться с избирателями или загнать свою недвижимость, поскольку из Москвы уезжать он не намеревался.

Путь в депутатскую приёмную пролегал мимо офиса Бычкова. И мне показалось странным, что при встрече со мной  – уже после его низвержения – ставленник Чубайса здоровался первым. Так что я до сих пор остаюсь в неведении: а читал ли он вообще эту басню?.. Или «Быку» льстило моё стихотворное посвящение, может быть, единственное в его жизни?..

Приватизацию, правда, я довёл до конца уже без Бычкова и без «надежды порядочных людей», при другом председателе краевого Госкомимущества. И, кстати или некстати, тоже оказавшимся крупным вором, повернувшим дышло закона в свою пользу. Да и сам губернатор, с тоской распрощавшись со своим креслом на очередных выборах, был замешан в тёмных приватизационных махинациях. Однако вовремя улизнул под сень закона о неприкосновенности депутата в госплановском здании Госдумы на Охотном Ряду в те времена, когда слуги народа радушно принимали под свою крышу бандитов и воров, чтобы потом дружно голосовать против привлечения их к уголовной ответственности.

Дух дедушки Крылова, – а может, и самого основоположника этого жанра, юродивого хромого раба Эзопа, – в какой-то момент снизошел на меня, и я с лёгкостью необыкновенной настрочил не менее десятка басен на животрепещущие темы того бесноватого времени.

Моя статья, обвинявшая губернатора в обмане избирателей, остались без ответа. По выражению «народной» газеты «Красная искра», тогда-то я и «бабахнул» двумя баснями в радикально-демократической газете «Красноярский вечер».

Чем же я бабахнул?..

Народ не долго помнит своих героев, а басни – тем паче. Для более полного пониманья реалий пятнадцатилетней давности процитирую свои опусы в том виде, в каком их представила «Красная искра»:

ПОРЯДОЧНЫЙ КОЗЁЛ

Козёл был умненький, рогатый,

И козы ахали: «Орёл!..»

Льстецы расклеивали плакаты:

«Наш вождь – порядочный Козёл!»

Козёл же блеял, что в отаре

Он умных отыскал козлов

И что сумеет отоварить

И молодых, и стариков.

Что прежних всех козлов прогонит

Из хлева власти в общий хлев

И будет думать всесторонне,

Как цену не вздувать на хлеб…

На выборах, прошедших вскоре,

Стал прокуратором Козёл,

Всех забодав в турнирном споре,

Чем изумленье произвёл.

Но ведь Козла зовут не даром

Козлом. И, вспрыгнув на престол,

Он цены вздул одним ударом,

С волками сев за общий стол.

И грандиозные прожекты

Растут в рогатой голове,

Как в чреве козьем экскременты,

Как стадо приучить говеть.

То он бобрам плотину строит,

А для кротов – подземный ход.

То загодя могильник строит,

Чтоб сгинул в нём честной народ.

А волки и Козёл жируют,

В загранку ездят, жрут и пьют,

Хватают взятки и воруют –

И всё о’кей, всё вери гуд.

«Он наш Козёл», – решили волки

На сходке старых палачей,

И вот в народе ходят толки:

Козёл – пособник сволочей.

…Плывёт по воле волн долблёнка,

Совсем не слушаясь весла,

И плачет милая сторонка

От прокуратора Козла.

СЛАСТОЛЮБИВЫЙ БОРОВ

Шакал был прочей твари юрче,

Умел команду подбирать:

Ведь с лизоблюдами сподручней

Корм у народа воровать.

И он, который прочих юрче

Сумел найти среди свиней

Такого Борова, чтоб круче

Он был других его друзей.

Назначен Боров головою

Села, где этот юркий жил.

И с тех пор населенье воет,

Что жить под Боровом нет сил:

Грязь свинская в селе, разбои

И взятки, света нет, тепла,

И лучше было при «застое»,

Хоть жизнь и скотскою была…

К тому же к маткам стал охотник

Наш Боров – к гладким, молодым,

Но, хрюкая из подворотни,

Всех убеждал, что был святым,

Что он всё может и всё знает,

Ему замены не найти,

И Жучка понапрасну лает –

Ей не свернуть его с пути.

Когда же Хряк заворовался

И с должности решил слинять,

Козёл-начальник застеснялся

Его отставку принимать.

У них кормушки нераздельны

И общий к власти интерес.

Пусть Боров вор, но он «партейнай»,

Да и кого не путал Бес?!

И потому ушло прошенье

К начальнику Козла на суд,

А это значит – одобренье

Получит Боров, жирный плут.

За куш трескучая Сорока

Хвалила Борова взалёб:

Сей Боров, мол, Свинья от Бога,

А не какой-то гнусный жлоб.

…Когда Козлы, Шаклы, Свиньи

Приходят к власти – жди беды:

Рога их, рыла в нашей жизни

Оставят грязные следы.

При получении «Красного вечера» с баснями и моей фотографией, парящей над ними, я испытал некоторое разочарование: газета почему-то пренебрегла третьим шедевром, тоже басней, посвящённой известному в то время герою соцтруда с царской фамилией, заворовавшемуся директору крупного комбината. Он и заявлял о себе, как о будущем самодержце всея Руси. На избирательную компанию, вероятно, должна была пойти и зарплата, не выданная коммунистом, поглощённым мечтой о завоевании кремля, голодающим пролетариям родного предприятия. И напрасно они слали укрывшемуся в Москве шефу проклятия с подмостков митингов обворованных трудящихся.

Басня, от всей души посвященная этому несостоявшемуся героическому президенту, у меня сохранилась. Но стоит ли сейчас пинать ею в жирные бока носатого, поседевшего от горя, политического трупа?.. Как и не стоит говорить о Борове, поскольку от него и его окружения реакции на публикацию басни не поступило. Автор воспринял это молчание как знак согласия или рекламу сексуальной мощи городского головы…

Зато как взбеленилась губернаторская рать!

Особенно после того, как на четвёртый день после выхода скандального номера демократического «Красноярского вечера» на первой полосе ультракоммунистической и урапатриотической «Красной искры», утверждавшей, что она «знаменитая на весь мир», появилась статья без подписи под рубрикой «Что бы это значило?» и названием «Немало поразили и озадачили». А ещё ниже, жирным курсивом, следовало: «Радикально-демократический «Вечкрас» в субботу, 12 ноября, бабахнул двумя баснями Александра Матвеичева «Порядочный Козёл» и «Сластолюбивый Боров». Что бы это значило? Смелость. А может, прокол? А может, глупость? А может, просто недальновидность?»

Мой анонимный доброжелатель (уж не самолично О.П., искромётный редактор и неофит народников), ты зрел в корень! – С моей стороны имело место всё: и смелость, и прокол, и глупость, и недальновидность. Но твоя статейка заставила меня искренне посмеяться. Такие перлы!.. Их стоит прокомментировать и кое-что процитировать, освежить в памяти, поскольку тот пожухлый номер «Красногазы» наверняка сохранился только в архивах да, как у меня, – у некоторых авторов.

Реальный или виртуальный читатель «Искры», предположил, что «этот баснописец» наверняка шёл именно в эту газету, да по ошибке нырнул в редакцию «Красноярского вечера». И попал в лапы идеологического врага и ненавистной конкурентки, «Красной искры». Только вряд ли  по признанию названного органа, «в таком виде эти две басни мы вряд ли бы в печать. Ну и правда: что это? Козёл, Шакал, Боров , Жучка, Сорока…» Ты, мол, брат-баснописец, назови вещи своими именами! Тогда «это будет в духе нашей народной газеты. Так и здесь: «Козёл умненький, рогатый» – это кто же? Мы бы сказали баснописцу: «Топорная у тебя работа. Или делай ещё тоньше и круче, или скажи прямо – кто есть кто». Ведь «Красгаза», оказывается, «любит определённость, точность».

Аноним явно косил под дурачка, принимая своих рабоче-крестьянских читателей за полных болванов, не ведающих, что басня, по Ожегову, – «краткое иносказательное нравоучительное стихотворение, рассказ». А баснописец – писатель, сочиняющий такие стихи и прозу. Почему-то Иван Андреевич в своей знаменитой басне «Волк на псарне» не стал называть Волка Наполеоном, а псаря – Александром I-ым. Критику из «Красгазы», конечно же, чужды понятия аллегории, иронии, перифразы, аллюзии – всего, чем богат эзопов язык баснописцев.

Дальше трусливый автор обрушивается на две ненавистные газеты, где работают одни «подонки», которые «спрячутся за кустами и оттуда: «гав-гав». А сам из тех же кустов  подстрекает узнавших себя в басне персонажей разобраться с автором басен в духе 90-х годов ХХ столетия: «На месте же этого «Козла» или «Борова» каждый порядочный мужик долго и упорно искал бы сейчас А. Матвеичева для последнего (курсив мой – А.М.) и решительного разговора. Может, к выходу нашей газеты в печать баснописца они найдут и поговорят». Ведь «одно ясно, ни «Козёл», ни «Боров», ни «Сорока» на него в суд не подадут. Он это знал, когда писал и нёс басни в газету. Всё-таки говори не говори, сердись не сердись, а за этими звериными персонажами стоят в общем-то неплохие люди. Другое дело, что трудно поверить в их преступления», о которых повествуется в «Вечгазе».

Только сейчас у меня мелькнуло в голове смешное с виду предположение: не прислушались ли «порядочные мужики» к призыву краснозадой газеты? Не они ли встретили меня с кастетами в полночь в тёмном подъезде для «последнего и решительного разговора» в июле девяносто восьмого года?.. Если бы не соседка, ожидавшая мужа-певца из кафе в центральном парке города, открывшая дверь на шум и осветившая бандитов, то эта встреча с наёмниками козло- и боровообразных персонажей была последним эпизодом в жизни баснописца.

Заключительная часть этой статьи, наверное, «немало поразила и озадачила» не только меня. «Дорогая «Красногаза», – умолял редакцию настырный читатель, явно высоко оценивший моё творчество, – теперь эти басни читаются на всех углах и стали общенациональным достоянием, а не только интеллектуальной собственностью автора. Перепечатайте их для тружеников края. Тут же поместите анкету. Слева – персонажи, а справа – прочерки. Пусть люди поставят фамилию, имя, отчество и вышлют анкеты в приёмную известного всем лица по известному всем адресу «серого дома»:

АНКЕТА

1. Козёл умненький рогатый. Кто?……………………………………

2. «С волками сев…» Назвать волков. ………………………………..

3. «Бобрам плотину строит». Каким? ………………………………

4. «Подземный ход для кротов». ………………………………………

5. «Могильник роет». ……………………………………………………

6. «На сходке старых палачей». Каких? …………………………….

7. «Козёл – пособник сволочей. Каких? ……………………………….

8. «Шакал, прочей твари юрче». Кто?……………………………….

9. Сластолюбивый Боров. Кто? ……………………………………….

10. «Назначен Боров головою села». Какое село? ………………….

11. «Жучка понапрасну лает». Кто?………………………………….

12. «Козёл-начальник». Кто? …………………………………………..

13. «Начальник Козла». Это ещё кто?……………………………….

14. «Трескучая Сорока». Кто?………………………………………….

ПРИМЕЧАНИЕ. Опускаем оскорбительные предположения о матках, гладких, молодых; о рогах, рылах и прочее, прочее.

ЗВОНОК В РЕДАКЦИЮ: «Один лишь Жора наш, Георгий Петрович Москаль, не значится в этих баснях. Несправедливо, – позвонили из Студгородка. – На днях закончу басню «Гусь Лапчатый» и занесу в «Вечкрас». Если откажутся напечатать, вы возьмёте?»

Не осталась равнодушной к басням и региональная пресса. Газета «Новости Причулымья» в пятницу 25 ноября 1994 года опубликовала «Сластолюбивого Борова», сопроводив её заметкой Людмилы Весниной «Страсти вокруг Козла»: «Помнится, во времена дедушки Крылова рьяные чиновники тоже пытались определить, кого изобразил он в образе Козла, того, крыловского. Интересно, что ответят на вопросы анкеты о Козле, Жучке и прочих – такими ли они остались, как в девятнадцатом веке, или Жучка в двадцатом веке лает по-иному.

Это , так сказать, присказка. Басни почему-то переполох и в администрации края. После публикации «Порядочного Козла» и «Сластолюбивого Борова» первый заместитель губернатора Евгений Васильев срочно собрал определённый круг представителей СМИ; был там представлен и благонадёжный проправительственный «Красноярский рабочий. Оказалось, почему-то, что тревожные строфы баснописца были отнесены на счёт «глав» из кабинетов «серого» дома…

Странно, что «КГ» взялась выяснять имена собственные «образов» «отвлечённой идеи»!

Это теоретически. А практически мы бы сказали так: кто узнал в этих образах себя и кому этот образ «глаза уколол», не грех бы на ус намотать, а не собирать по этому поводу совещания и не пенять на зеркало.

К сожалению, на этом страсти вокруг виршей самодеятельного и Вечгаза», напечатавшего их (почему-то «КГ» выскользнула из воды сухой), не утихли. После совещания у Васильева ни с того ни с сего налоговая инспекция заинтересовалась финансами «ВК» и сурово погрозила пальцем в сторону вольнолюбивой газеты.

Уж не подсказан ли такой выход теми изданиями, с которыми администрация держала совет? Им-то прямой резон – перехватить дотации, предназначенные «ВК».

Вот такой коленкор…»

***

Поскольку у меня на то время были сочувствующие лица в краевой и городской администрациях и среди депутатов (я, напомню, состоял помощником депутата Госдумы В. Кетельмина), то о совещании у Васильева узнал в тот, же день. А из редакции «Вечгазы» поступило известие, что там собирался общественный совет, куда входили семнадцать человек. С большинством из них я был тем или иным образом знаком.

Самой крупной фигурой в совете, конечно, был писатель Виктор Петрович Астафьев. Только через девять лет, на своём семидесятилетии в кафе «Бермудский треугольник», когда я или кто-то из сорока гостей вспомнили эпизод с баснями, от одного из них – участника совещания давнего совещания общественного совета – мы услышали, что именно Виктор Петрович охладил страсти, когда зашла речь, как привлечь баснописца к ответственности: «Ничего вы ему не сделаете. Оставьте мужика в покое: ну вот так он воспринимает, чувствует то, что вокруг творится!..»

Фраза, конечно не дословная, но по смыслу точная. Вряд ли помнил меня Виктор Петрович, когда я с моим другом Диасом Валеевым, известным казанским писателем, пил в астаховском доме в Овсянке чай в кругу семьи в июле восемьдесят четвёртого года. И не величие писателя, а простой здравый смысл утихомирил губернаторских лизоблюдов умерить свой пыл.

Однако по-настоящему позабавил меня рассказ известного в крае правозащитника о результатах дискуссии на кафедре уголовного права госуниверситета, куда обратился товарищ «Козла» за консультацией, как привлечь к суду автора опусов. «Единственный выход из патовой ситуации, – заключили зубры юриспруденции, – если персонажи басен публично признают себя козлами, свиньями, шакалами, жучками. Палачами… А какой дурак на это пойдёт?..»

***

Ответы на вопросы «анкеты» в то время дал бы любой взрослый читатель, мало-мальски читающий газеты и прожигающий время на просмотр политических новостей и программ. Ну а мне предстояло держать ответ перед лицом своих товарищей по партии Егора Гайдара.

Этот суд над баснописцем состоялся не на скале, как это приключилось в VI в до н.э. с оболганным завистливыми злыднями хромоногим рабом Эзопом. В прозаичном Сером доме, на третьем этаже, в офисе полномочного представителя президента России Георгия Петровича Москвина собрался политсовет и исполком Красноярской организации партии «Демократический выбор России». Ноябрьский день выдался тусклым, не обещающим для меня ничего хорошего.

Мой приятель, руководитель аппарата Москвина, отставной полковник Толя Шишканов, предупредил, что в повестке дня под «разным» замаскировано моё персональное дело в связи с публикацией злосчастных басен. Поэтому я пришёл в кабинет для совещаний – просторную комнату с большим столом, с разложенными по его полированному полю подшивками газет всех направлений – проельцинских и антиельцинских, монархистских и националистических, анархистских и либеральных, –готовым для пустой полемики с напуганным полномочным представителем, бывшим завлабом в академическом НИИ, собравшим команду в основном из научной и околонаучной братии и бывших ментов. Один Шишканов был с детства воякой – сыном фронтового офицера, кадетом, офицером-танкистом, а потом – комиссаром, окончившим военно-политическую академию. Поэтому мы понимали друг друга: и я семь лет учился в суворовском, в пехотном, служил офицером. С той разницей, что он, поверивший в демократию, ушел, отслужив около тридцати лет, добровольно в запас с генеральской должности, а я навсегда остался лейтенантом. Он  – военный пенсионер, а я – цивильный пенсионер-технарь, вчерашний главный инженер и директор предприятия, подвизавшийся в маргинальных политиках. И с пятнадцати лет пишущий в стол, наконец-таки дорвавшийся до желанной свободы слова.

Суд над баснописцем состоялся не на скале, как это приключилось в VI в до н.э. с оболганным завистливыми злыднями юродивым мудрецом-баснописцем хромоногим рабом Эзопом. В прозаичном Сером доме, на третьем этаже, в офисе полномочного представителя президента России Георгия Петровича Москвина собрался политсовет и исполком Красноярской организации партии «Демократический выбор России». Ноябрьский день выдался тусклым, не обещающим для меня ничего хорошего.

Мой приятель, руководитель аппарата Москвина, отставной полковник Анатолий Шишканов, предупредил, что в повестке дня под «разным» замаскировано моё персональное дело в связи с публикацией злосчастных басен. До этого события, по-моему, Поэтому я пришёл в кабинет для совещаний – просторную комнату с большим полированным столом, заваленным подшивками газет всех направлений – проельцинских и антиельцинских, готовым для схватки.

Не помню всей повестки дня того неисторического заседания ячейки ДВР.

Говорили, по-моему, о заявлении оппозиционных партийных организаций и движений Красноярского края о сборе подписей за отставку губернатора и проведении новых выборов, считая его виновным в развале экономики, спаивании, наркотизации и обнищании населения. Он же повинен в том, что защищает мэра города «от его снятии с должности и справедливого наказания». И что «это он дал согласие на сооружение завода РТ-2 по переработке ядерных отходов, что будет представлять огромную опасность для миллионного города, населения и природы всего края». И что губернатор – «ставленник денежных мешков, антипатриотических сил, которым не нужна сильная Россия, её народ».

Об этом вроде бы и «трындели» мои басни на той же первой полосы «Красногазы», на которой красовалось это заявление. А то: кто козлы, волки, шакалы и пр.? Даже в «могильнике» не опознали завод РТ-2. А в «норе» – зачатки красноярского метро, стройки двух веков с постоянным переносом сроков пуска хотя бы пары-тройки станций, как в той же Казани…

Политсоветчики и исполкомовцы постановили, что «дэвээровцы» полны решимости поддерживать губернатора, после чего в «разном» взялись за меня, политически близорукого, вбивающего клин между администрацией края и представительством президента, демократическими депутатами.

Я всё слушал без большого удовольствия. А когда и мне позволили высказаться перед лицом примерно десятка заседавших. Непокаянная речь моя звучала примерно так:

– Всего три года назад, в нескольких метрах отсюда, в зале заседания бюро крайкома КПСС, с меня сняли строгий выговор с занесением в личное дело. Строгач я получил за то, что обличил хама и вора, гендиректора НПО Царегородцева. И после снятия взыскания я сказал в лицо персеку Олегу Шенину и его окружению, что если компартия будет защищать воров и хамов, а шельмовать честных людей, то её просто скоро не будет. Вскоре я подал заявление и вышел из КПСС, хотя был директором предприятия и мог потерять работу. Вместе со мной прекратила существование и вся парторганизация… А через полгода – и вся КПСС. И сейчас вы снова готовы вздёрнуть меня на дыбу из-за каких-то басен. Я писал и писать буду, что хочу. Это основная причина, почему я с либералами, – думать, слушать, говорить, писать, что ты хочешь. А тебе, Юрий Григорьевич, я показывал эти басни, прежде чем отнести в редакцию. Почему ты не остановил меня, не предупредил о последствиях? Ты же сам сказал: публикуй!

Милицейский полковник, а в ту пору депутат от заксобрания не смутился:

– Да ты бы разве меня послушался? А за славу надо платить.

Точку поставил, скроив грозную мину, представитель президента:

– Отныне, господин Матвеичев, вас, будьте уверены, ни одна газета не напечатает.

Так оно и случилось: в последующем все газеты мои материалы игнорировали. Вот откуда, думаю я сейчас, появились нежные ростки российской «суверенной демократии»!

А за выговор мне проголосовали дружно.

Кроме полковника Шишканова. Своё несогласие он пояснил с солдатской прямолинейностью, за что и многое другое потом был признан оппозиционером и ушёл со своего поста по собственному желанию:

– Матвеичев и мне показывал эти басни. В них – всё правда. И что на него собак вешать? Газета приняла – она пусть и отвечает. Я против взыскания. Мы же все эти цензурные запреты проходили – и снова наступаем на те же грабли.

Депутат Госдумы Володя Кетельмин, называвший меня не раз «золотым пером нашей партии», как всегда был мягко-подловатым:

– Скажу прямо: басни мне понравились. Но ты, Александр Васильевич, мой помощник. И как я пойду к губернатору с решением какого-то вопроса, если он будет думать, что это я тебя подстрекнул на публикацию этой басни? Ну представь себя на моём месте.

При выдвижении Кетельмина в думские кандидаты от демократической коалиции шестью независимыми доверенными лицами именно я в этом же кабинете убедил коллег отдать предпочтение ему против полковника милиции. Исходил из того, что Кетельмин –– доктор наук, интеллигент, способный быстро адаптироваться к специфике московской депутатской публики.

А на этом или последующем заседании, когда надо было решить, кому из помощников работать на штатной основе за небольшое жалование, он снова меня «кинул»:

– Если бы не эти басни, я бы, конечно, отдал эти деньги тебе. Но ведь деньги идут из бюджета края, им распоряжается губернатор. Удобно ли выходить к нему с этим вопросом, если будет фигурировать твоя фамилия?..

И деньги стала получать его помощница

А губернатор, встретив меня в коридоре Серого дома, задержал мою ладонь в своей и сказал с улыбкой:

– Здравствуйте, мой главный критик.

На следующих выборах я работал в его штабе, писал статьи и стихи против его конкурента, громогласного генерала, в газетах Сосновоборска.

С «Боровом» я вообще не был знаком и никогда его раньше не видел. Но внешность его примелькалась на экране телевизора: любил он, грешный, убеждать горожан в своей незаменимости. И посему я был весьма озадачен, когда он на крыльце Серого дома поздоровался со мной. Неужели слава бежала впереди меня? А может, он здоровался с каждым встречным-поперечным? Как Владимир Познер: я столкнулся с ним у входа в ресторан Красноярского аэропорта, и он раскланялся со мной, как со старым знакомым. Вот что значит французско-американское воспитание с русским акцентом!..

А вскоре он получил не смертельный удар по незаменимой голове. Однако я к этому никакого отношения не имел. Да и пострадавший к тому времени ушёл в водопроводчики, а политику стал игнорировать, счастливо избежав народного суда.

Претендент в Гуся Лапчатого после заседания политсовета попросил меня зайти в его кабинет, где, перейдя с обличительного на вкрадчивый тон, поинтересовался, не написал ли я рекомендованную «Красногазой» басню, посвящённую ему. Я успокоил его и в тот же день сочинил таковую, зная наперёд, что опубликовать её сможет разве что «красавица народная, как море, полноводная», всемирно известная «Красногаз». Хотя дальнейшее показало, что Гусь Лапчатый – птица домашняя. Побывала в Москве в птичнике власти – и вскоре, не на своих крыльях, вернулась в родные пенаты – учить молодое поколение гусят, как большую политику делать и доделать. Отрицательный собственный опыт Гуся – тоже опыт.

Вскоре остался без работы добрый и честный журналист Олег Клешнин, ныне покойный редактор «Вечгазы». Его заменил человек из пресс-службы администрации края.

А мне басни сослужили добрую службу. Забросив журналистику и баснесочинительство, я поработал переводчиком с английского и испанского, а потом вплотную занялся главным делом моей жизни – писательством. Опубликовав несколько книг, стал членом Союза российских писателей.

***

Эзопа сбросили за басни со скалы – и дело с концом! Меня же встретили в подъезде дома в трёх метрах от родной квартиры недобрые люди, сломали челюсть, сотрясли мозг и пересчитали носками ботинок рёбра. Потом больше месяца жена питала меня в больнице и дома куриным бульоном с ложечки сквозь стянутые резинками зубы верхней и нижней челюстей. 

Да и за басни ли был я наказан?.. Весной того года меня понесло ввязаться в предвыборную губернаторскую компанию, и я в газетах и на телевидении ратовал голосовать за обиженного мной «Козла», выступавшего против утробно рычащего «варяга» – генерала.

Уголовное дело районная прокуратура возбудила, но, как и следовало ожидать, нападавших и не пытались искать, хотя на то время я был «государственным мэном» –  штатным ведущим специалистом-помощником депутата краевого Законодательного Собрания. Такими, как я, избитыми и покалеченными жертвами, хирургическое отделение больницы скорой помощи было завалено под завязку. Ведь у нас до сих пор губернаторов, депутатов, банкиров, бандитов – а журналистов тем более – отстреливают, как куропаток, в центре столицы России и концов не находят.

В том же номере «Вечкраса» с моими баснями снобствующий журналист Борис Васькин зубоскалил по поводу недавнего убийства двух депутатов Госдумы, тогда как оставшиеся в живых думцы блокировали принятие закона об организованной преступности в первом чтении. А в непосредственной близости к басням приютилась заметка, своим названием предупреждавшая красноярцев, что «Бадалык – неспокойное место для успокоения душ»…

Да, прав поэт: «покой нам только снится!..»

А что касается «едкого дымка славы», то он рассеялся, как сон, как утренний туман». Известно, что путь к славе проходит через непосильный труд и тернии. А если дело касается писательства, то ещё на старте у изыскателя народного признания непременным условием является наличие таланта. При том у большинства гениев слава ожидала за гробом.

Милая, славная, я иду к тебе!.. Не спеша.

Красноярск, 10.02.2009